— А чтой-то мы с вами опять на «вы» перешли… — сощурился Леха. — Хотя момент опять же интимный и сугубо ответственный… Я другого боюсь, если честно. Как бы братва не занервничала по поводу вышеназванной дискриминации.
— Это уже шантаж… — нервно улыбнулся Генрих Николаевич. — И потому я не могу… — Он достал из стола только что брошенный туда конверт. Потом вопросительно, сделав паузу, посмотрел на Леху. Тот тоже сделал паузу…
— Да будет тебе, Гена… Дачу небось достроить надо? Надо.
— Ты и про дачу знаешь? — вздохнул Генрих Николаевич.
— Семнадцать процентов, — сказал Леха. — И то, если братву уговорю. Если меня самого от общака за мягкотелость не отодвинут. Сам же говорил — специфические мы. И очень нервные.
— За меня здесь останется Канищев, — сказал Каморин Седову в аэропорту. — В ваших интересах с ним поладить. Хотя даже у меня с ним тоже возникают разногласия… Очень уж самостоятельный. Но мне всегда был предан. И все говорит так, как есть на самом деле. И о вас будет говорить мне то же самое. Об этом хочу предупредить сразу.
Ирина стояла в стороне, зябко кутаясь в воротник шубы. Когда Каморин подошел к ней проститься, она подставила ему губы для поцелуя, скосив глаза в сторону Седова.
— Лучше бы ты забрал меня с собой.
— В другой раз, — сказал он. — Сколько можно повторять одно и то же… В Москву я скоро вернусь.
— Твой Канищев за мной тоже будет приглядывать? — кивнула она в сторону «полномочного представителя», стоявшего неподалеку.
— А что, это — мысль, — сказал Каморин. — Он эту роль исполнит лучше всякого пояса целомудрия… Я шучу.
— Я так и поняла… — Она отстранилась и снова спрятала лицо в меховой воротник.
Хоть этот похож на мужика, думала она, глядя ему вслед. Для Альчи она давно стала разменной монетой. А Каморин знает, чего хочет. И идет к цели, балансируя, как канатоходец, но только по лезвию ножа. Чуть ноги разъехались — разрежет пополам, вспомнила она его невеселое признание, услышанное прошлой ночью.
Следователь, которого самого давно пора сажать. Ему бы не иметь врагов, а он, похоже, озабочен тем, что их недостаточно… Он сказал ей: слишком я нужен всем, тому же Альче, чтобы они позволили себе эту роскошь — избавиться от него… Пока нужен. Пока полагают, что его можно использовать, и не подозревают, что это он использует их… Сказал, и недобро посмотрел на нее в сумраке ее гостиной с приглушенным светом: не слишком ли разоткровенничался? И потом стало яснее ясного: дома у него кто-то есть. Какая-нибудь местная девица, которая, судя по всему, ему недодает в постели…