— Меня это вовсе не радует. Выглядишь ты ужасно.
— Это только с виду. Я себя чувствую не так уж плохо. — Уверил он ее. — Уорсингтон, — он поднял глаза на слугу, — что ты там принес для моей леди?
— Никакой здоровой пищи, милорд.
Кендрик нахмурился.
— Тогда унеси все это и приготовь ей что-нибудь полезное для здоровья.
— Я хочу свое мороженое, — вмешалась Женевьева.
— Живей, Уорсингтон, — сказал Кендрик, не обращая внимания на Женевьеву. — И принеси еду сюда. Видно, мне придется самому проследить, чтобы она быстро пошла на поправку.
— Я хочу свое мороженое, — повторила Женевьева, бросая на Уорсингтона предостерегающий взгляд.
Кендрик тоже грозно взглянул на управляющего.
— Иди же, старина. И возвращайся только с чем-нибудь полезным для Женевьевы.
— Черт побери, я сама в состоянии решить, что мне есть, — сказала она упрямо и встала, скрестив руки на груди. Она вдруг представила, насколько смешно выглядит со стороны в своей детской пижаме-ползунках, конским хвостом на голове и упрямо вздернутым подбородком. И Кендрик, и Уорсингтон выглядели так, будто с трудом сдерживают смех. Женевьева поняла, что отступать уже поздно, поэтому она твердо решила защищать свои позиции.
Кендрик приподнял брови и обратился к своему слуге.
— Леди что-то сказала.
— Действительно, — согласился Уорсингтон.
— У меня такое чувство, что лучше нам с ней не связываться. Вид у нее довольно свирепый.
Уорсингтон опустил поднос на стол, затем поставил рядом с Кендриком тяжелое деревянное кресло и пригласил Женевьеву сесть. Ей ничего не оставалось, как последовать его приглашению. Через минуту поднос оказался у нее на коленях.
— Принеси ей что-нибудь полезное на десерт, Уорсингтон, — криво усмехнулся Кендрик. — Я прослежу, чтобы она все съела.
Не обращая внимания на Кендрика, Женевьева полила мороженое горячим карамельным соусом и положила в рот огромную порцию любимого лакомства.
— Вкусно?
Она готова была разозлиться, но достаточно ей было взглянуть в его бледно-зеленые глаза, увидеть еле заметную улыбку, а потом еще и эту прелестную ямочку на щеке, как она тут же сдалась, и улыбнулась в ответ.
— Божественно.
— Какое оно на вкус?
Она посмотрела в сторону и постаралась облечь свои чувства в слова.
— Нежное, как тающий шелк. И сладкое как грех.
— Звучит опасно.
Она хотела согласиться, но вдруг ее осенило. Как это печально, ведь ничего этого он никогда не почувствует. А сейчас он такой слабый и бледный, и в этом ее вина…
— Мне так жаль, — тихо сказала она.
Он покачал головой.
— Тебе не за что просить прощение. Но ты можешь кое-что сделать, чтобы искупить свою вину, если ты, конечно, согласишься.