— А откуда мясо?
— От верблюда, ёшкин кот. Не бзди, рюкзак твой я не трогал. Было б о чем говорить. Собачатина свежемороженая, седьмого, нах, сорта.
— Как добыли? — глаза Александра сверкнули интересом. — Подстрелили, что ли?
— Да не, капкан. Это просто; главное, чтоб приманка пахла. Требуха идет за милую душу. А то вокруг мяса и так навалом, перебивает. Только кошки да люди любят свежатинку, а псы, как и медведи, охотнее будут тухляк жрать... Да ешь ты, не отвлекайся.
Большего Данилову не требовалось, он уже давился слюной, и никакие разговоры про падаль не могли испортить ему аппетит. Признак того, что провалялся долго. Краем глаза он видел, что пожитки на месте, но за содержимое рюкзака поручиться не мог. И сейчас он был слишком слаб, чтобы что-то предпринимать. Нужно было набраться сил. Чтоб не травмировать ссохшийся желудок, ел он медленно.
Когда с обедом (ужином?) было покончено, в комнате повисла тишина. Александру это не понравилось, как и привычка нового знакомого ходить взад вперед по комнате, ни на секунду не теряя его, Сашу, из поля зрения.
— Хороший у вас дом, — сказал Данилов просто, чтобы что-то сказать.
— Это разве дом, — хмыкнул Василий Иванович. — Я бы тебе показал настоящий дом, да ты слишком дохлый. Видел эти горы? — он указал куда-то по ту сторону ставней, — Им шестьсот миллионов лет в обед. Кембрий. Как Урал. Место я точно рассчитал. Я ведь инженер. Прикинул, что ни волна, ни вспышка, скорее всего не достанут, и обвал по склону не дойдет. Осадки внизу тоже не страшны. Конечно, лучше было бы где-нибудь в деревне домик купить и там уже копать до посинения, но жена в позу встала — я, говорит, в городе хочу жить, и подружки у меня все тут. Сошлись тогда на том, что квартиру продаем племяннику, а сами сюда. Тут была бросовая земля, она даже в земельный фонд города не включена. Правдами и неправдами я этот участок достал. Смотрели на меня в администрации как на блаженного. К улице нас приписали задним числом.
— А... — вспомнил вдруг Данилов, — Я про вас в передаче смотрел. Давно еще.
— Было дело, пустил журналистов разок. Потом жалел — все переврали, гады, и пару лет покою от дураков не было. Все с вопросами — когда, мол, конец света? Кто прав, Нострадамус или индейцы майя? Ниче, потом забыли. А убежище вышло хорошее. Боялся только, что завалит на хрен. Но я крепил на совесть, двадцать лет в проходке — это вам не хер моржовый. Шахтерский опыт помог. С кайлой, лопатой и тачкой вынул шестьсот кубов грунта. Сваливал ночью в овраг. Кое-какие материалы таскал с работы. Тогда в девяностые было с этим проще. Что не мог достать — покупал на последние. Жена, конечно, бурчала, но не ушла. Она со мной была до последнего... — он замолчал, по лицу пробежала тень, — Внизу у меня энергия, вентиляция, обогрев, все удобства. Я там еще "до" часто жил. Не потому что боялся империалистов. Хер с ними всеми. Просто тянуло. Бывало, проснешься утром, включишь телевизор — так все достали, хоть ложись и помирай. Открываешь тогда люк, спускаешься вниз. А там спокойно, прохладно. Душой отдыхаешь... Наверх не поднимался днями. Что там делать, скажи? Вот и когда началось, там был... Работа всегда была. То грунтовые воды просачиваются, то еще какая беда. Тут же речка Абушка рядом. Была... сейчас она, кажись, с концами ушла под землю. Так вот, жена мне помогала щели внизу замазывать герметиком, хоть и не нравилось ей это. И тут тряхнуло так, что чуть нутро не вышло. А уж грохот был... Два дня откапывались. А домик устоял. Фундамент тут с хитринкой — плавающий, свайный, как, блин, у японских небоскребов. Покосило маленько, но с помощью троса, блока и такой-то матери поправил. Все равно жить наверху не стали. Нехорошо там.