Но он не зря второй десяток лет бороздил океаны. Если его звание мог получить и болван, паркетный шаркун, то должность командира подводной лодки подразумевала наличие на плечах головы вместо уставной тыквы.
Другому бы не доверили его сегодняшнюю роль.
Сильверберг был уверен, что эти страхи — привет из далекого детства. Ужас времен последней вспышки "холодной войны", сбитого корейского "Боинга" и памятной речи Рональда Рейгана. Он тогда учился в elementary school. В той еврейско-интеллигентской среде, где он вырос (мать — дантист, отец — адвокат, оба бывшие "дети цветы", верные избиратели демократов) было хорошим тоном костерить правительство, плевать в армию, а также верить в конвергенцию социализма и капитализма, мир во всем мире и прочий сопливый бред. Тогда, в эпоху первых персоналок все "образованные люди" считали, что атомная война бессмысленна, ведь применение ядерного оружия приведет к гибели человечества. Верили в басню о страшной "nuclear winter, из чего делался вывод, что надо срочно разоружаться и брататься с "советами".
Тому, чтоб эти идеи просочились в их мозги, немало способствовали фантасты. Например, роман "Мальвиль" лягушатника Мёрля и на "Последнем Берегу" австралийца Невила Шюта. Первую Эбрахам не осилил, а вот вторая ему нравилась, там и герой был командиром подлодки. В конце, правда, все умерли, но это дела не меняло.
Вот откуда эти мурашки. Но, позвольте, времена изменились. Сорок лет назад силы были примерно равны; НАТО и Восточный Блок могли уничтожить друг друга по пять-шесть раз, и всю остальную планету раза два. А потом "империя зла" рухнула сама, и добрым джедаям не пришлось, рискуя жизнью взрывать Звезду Смерти. Этим они займутся теперь. А то опять расплодились на территории бывшего USSR Дарты Вейдары.
"И никакой WW3 не случится, — сказал себе Эбрахам. — Будет очередная операция по обламыванию рогов возомнившей о себе стране третьего мира. Давно пора показать russkies, что они не лучше иракцев и сирийцев, разве что белые по недоразумению".
Маленького Эйба с ранних лет прочили в продолжатели одной из семейных династий. Только не лежала у него душа ни к зубопротезированию, ни к судебным тяжбам. Начитавшись Клэнси и Хайнлайна, он решил стать офицером.
В Уэст-Пойнт он не прошел из-за политкорректных квот. Positive discrimination была на пике, и принадлежность к слабому полу или угнетенному меньшинству значила не меньше, чем баллы на экзаменах. Зато стал курсантом Военно-морской академии в Аннаполисе — женщины, индейцы и геи тоже рвались в военные моряки, но чувство реальности в том, что касается самосохранения, государству пока не изменяло.