На дороге снег заносит трупы,
Сдохли под обоями клопы,
Догорая, крыса скалит зубы,
Так и не добравшись до крупы.
А мы сидим в заваленном сарае,
Есть у нас два ящика вина,
Ах, она такая растакая,
Ядерная зимушка-зима.
Все сгорело: книги и картины,
Детсады, больницы, психдома,
Винные сгорели магазины,
Развалилась прочная тюрьма.
А все одно, сидим себе, бухаем,
Есть еще два ящика вина,
Ах она такая растакая,
Ядерная зимушка-зима...
Песня прервалась, "бард" закашлялся и сплюнул мокроту.
— Э, у тебя тубик, что ли? — Хомяк отодвинулся от товарища.
Палочка Коха уже начинала победное шествие по Убежищу, этому способствовала плохая еда и скученность, какой не было ни в одной ИТК. От антибиотиков было мало толку, потому что Убежище не могло предоставить кому-то санаторные условия. А при туберкулезе лучше никакого лечения, чем недостаточное — возбудитель становится иммунным к конкретному препарату, и только комплексное применение может его убить.
— Нет, простыл. ОРЗ.
— Понятно, — перевел дух с облегчением Борис. Ну ладно, отдыхай. А от ящика винища я бы в натуре не отказался.
Борис глянул на свои "котлы" ... с двумя циферблатами и кучей прибамбасов (имелись у многих, но носились только самыми наглыми, так как Батя труподерства не одобрял). Половина дежурства прошла. Как показывал опыт, это означало, что никто не сунется проверять их бдительность. А значит, можно уходить по своим делам.
За пять минут он умял банку тушенки и две пачки галет, выпил кружку крепкого как чифир чая с четырьмя ложками сахара. Сонливость как рукой сняло. Толстяк потянулся, хрустнул пальцами и поднялся с кресла, продавленного задницами трех десятков "дозорных".
— Эй, Гена, харэ кемарить, твоя очередь скоро, — бросил он молодому, хотя тот скорее размышлял о чем-то, чем дремал. — Последи, а я отлучусь на часок. Смотри, если что, сразу тревогу поднимай.
— А что тут может быть? — в голосе напарника слышалась тревога.
В отличие от Бориса он расслабленным не выглядел. Сразу видно, новичок, первый раз замужем. С самого начала дежурства на измене сидит. Даже желание разыграть его, появившееся было у Мельниченко, тут же пропало — западло подкалывать такого желторотого.
— Да ни хрена не может, — снисходительно объяснил он. — Борисыча паранойя давит, везде ему всякие гады мерещатся. А тут одни жмуры. Нормальные люди отсюда месяц назад ноги сделали. А ненормальные... перемерли все.
Тут оба вспомнили об одном и том же. Эту историю они знали из уст самого ее участника, человека сдержанного и к истерике не склонного. Ну, после этого случая он сильно изменился.