– Сама не знаю, Кэт, – призналась я. – Понимаешь, она очень трепетно относится к искусству, и теперь, наверное, выгонит меня из студии.
– И что? Ты же как будто хотела, чтобы тебя выгнали. Тебя там все бесило.
Я задумалась. Действительно ли меня там все бесило? Хм, пожалуй, за исключением самого рисования. И Дэвида, особенно когда он похвалил мои ботинки. А вот все остальное – то, что Сьюзен решила подавлять мою творческую индивидуальность, то, что она унизила меня перед всеми, включая сына президента США, – нет, об этом лучше не вспоминать!
Значит, решила я, если меня выгонят, я буду только рада. И, попрощавшись с Катриной, набрала номер Сьюзен Бун.
–Здрасьте, – неуверенно поздоровалась я, когда Сьюзен взяла трубку. – Это Саманта Мэдисон.
– А, привет! – совершенно непринужденно и даже весело ответила Сьюзен. На заднем фоне послышалось знакомое карканье. Значит, ворон Джо обитал то в студии, то дома у хозяйки. Что ж, даже у мерзкой, огромной, вороватой птицы есть в жизни некое разнообразие. – Спасибо, что перезвонила.
– Да не за что, – сказала я и, помолчав, продолжила: – Я хотела извиниться за то, что не пришла тогда… не знаю, слышали ли вы, что произошло, но…
Сьюзен Бун усмехнулась:
– Саманта, к югу от Северного полюса нет ни одного человека, который не слышал бы о том, что вчера произошло у дверей моей студии.
– А, ну да, – промямлила я и приготовилась выдать подготовленную заранее ложь. Будь я Джеком, я бы, конечно, сказала правду – в знак протеста. Но я, увы, не обладаю достоинствами Джека.
– Понимаете, я не пришла потому, что шел сильный дождь, и я вся промокла, и решила обсохнуть перед тем, как идти в класс, а потом оказалось, что уже поздно, и…
– Саманта, все это не важно, – прервала меня Сьюзен Бун, к моему величайшему изумлению. Правда, ложь не совсем удалась, но ничего лучшего за столь короткий срок я не придумала. – Давай поговорим о твоей руке.
– О моей руке? – Я посмотрела на гипс, к которому уже успела привыкнуть.
– Да. Это та рука, которой ты рисуешь?
– Э–э–э, нет.
– Отлично. Увидимся во вторник?
И тут мне пришла в голову мысль о том, что Сьюзен Бун, вроде Кока–Колы и Пепси, решила использовать меня в целях саморекламы.
– Послушайте, миссис Бун, – начала я, плохо соображая, как лучше сказать то, что я хотела, – насчет подавления индивидуальности. Если не брать в счет историю с ананасом, Сьюзен казалась вполне милой.
– Сьюзен, – поправила она.
– Что, простите?
– Зови меня Сьюзен.
– А, хорошо. Так вот, Сьюзен, боюсь, у меня сейчас не будет времени для уроков. – А вдруг сработает? В этой лжи была доля правда: вокруг моего дома сновали репортеры, на улице толпились зеваки, и всякие подозрительные личности оставляли на автоответчике десятки сообщений. Вполне вероятно, что в суматохе родители забудут и о художественной школе, и о тройке по немецкому,