Зеландони встала и побрела к этому жилищу, находившемуся среди подобных строений разных размеров под обширным скальным навесом. Подойдя к входу, отделяющему место семейного обитания от открытого общественного пространства, она постучала по жесткой сыромятной коже, закрепленной на деревянной раме, примыкающей к закрытому входному проему, и услышала тихий звук приближающихся шагов, производимых мягкой кожаной обувью. Высокий, светловолосый, поразительно красивый мужчина откинул входной занавес. В его необычайно ярких синих глазах промелькнуло удивление, сменившееся теплой искренней радостью.
– Зеландони! Как я рад видеть тебя, – сказал он, – но матери сейчас нет дома.
– С чего ты взял, что я пришла повидать Мартону? Разве не ты отсутствовал здесь долгие пять лет? – возразила она резким тоном.
От внезапного волнения он не нашелся что ответить.
– Ну что, Джондалар, ты не собираешься пригласить меня войти?
– О… Нет, проходи, конечно, – сказал он, озабоченно нахмурив брови и стерев с лица сердечную улыбку. Отступив назад, он придержал занавес, пропуская жрицу внутрь.
Они обменялись долгими изучающими взглядами. В то время, когда он отправился путешествовать, она как раз стала Верховной жрицей Служителей Великой Матери; за пять лет ей удалось изрядно укрепить свое положение. Знакомая ему женщина стала невероятно полной. Своими размерам и, могучей грудью и обширными ягодицами, она вдвое или даже втрое превосходила большинство женщин. Рыхлое и округлое лицо ее подпирали три подбородка, но пронзительные синие глаза, казалось, не упускали ничего. Она всегда была высокой и сильной и сейчас, несмотря на огромный вес, двигалась с изяществом и достоинством, приличествующим ее высокому статусу. От нее веяло величием и внушающей уважение силой.
После небольшой паузы оба они заговорили одновременно.
– Что я могу… – начал Джондалар.
– А ты изменился…
– Прости… – испытывая странное смущение, извинился он за то, что невольно перебил ее. Но быстро успокоился, подметив легчайший намек на улыбку и знакомое выражение ее глаз. – Я рад видеть тебя… Золена, – сказал он. Его лоб разгладился, и он вновь улыбнулся, устремив на нее свои неотразимые глаза, сияющие чувством сердечной любви.
– Хотя и не слишком сильно, – закончила она, поддаваясь его обаянию, пробудившему приятные воспоминания. – Давненько уже меня не называли Золеной. – Она вновь внимательно пригляделась к нему. – Однако изменения все же заметны. Ты повзрослел. И стал еще красивее, чем прежде…
Он попытался возразить, но она покачала головой: