Почему они так развеселились? Они смеются над ней? Что же случилось? Она смущенно покраснела. Неужели она совершила какую-то ужасную ошибку? Она растерянно оглянулась, не зная, где лучше спрятаться от такого приема.
Тут она увидела, что к ней быстро приближается Джондалар, его лицо было очень сердитым. Мартона тоже спешила к ней с другой стороны.
– Джондалар! – воскликнула Эйла, когда он подошел. – Почему все смеются надо мной? Что случилось? Я что-то не так сделала? – Сама того не сознавая, она перешла на язык Мамутои.
– Ты надела зимнее нижнее белье, предназначенное для мальчиков. А таким поясом обычно обвязываются юноши, достигшие половой зрелости, во время ритуалов инициации, – на том же языке объяснил ей Джондалар. Он был в ярости из-за этой грубой шутки, выставившей Эйлу на посмешище в день ее знакомства с его племенем.
– Где ты взяла эту одежду? – спросила подошедшая Мартона.
– Марона, – ответил за нее Джондалар. – Когда мы были у Реки, она пришла и сказала Эйле, что хочет помочь ей одеться к вечернему празднику. Мне следовало догадаться, что она замыслила мне в отместку что-то недоброе.
Обернувшись, все они посмотрели в сторону тенистого навеса на жилище брата Мароны. Прямо на границе света и тени стояли четыре женщины. Они держались за бока и едва не падали друг на друга от смеха; они так хохотали над тем, как ловко провели чужеземку, нарядив ее в совершенно неприличное мальчиковое белье, что по щекам их текли черно-красные слезы, разрушая рисунки на тщательно раскрашенных лицах. Эйла поняла, что они получили огромное удовольствие от ее неловкости и смущения.
Она смотрела на этих женщин, чувствуя, как ее охватывает гнев. Значит, вот какой подарок им хотелось подарить ей? Порадовать ее?! Они хотели, чтобы люди посмеялись над ней? Тут она поняла, что все предложенные ей наряды женщины не носят. Сейчас ей стало очевидно, что все они были мужскими. Но их задумка касалась не только одежды, осознала она. Наверное, они также специально сделали ей ту уродливую прическу? Чтобы все опять же посмеялись над ней! Да еще, наверное, хотели разукрасить ее лицо, чтобы сделать ее вид совсем уж смехотворным?
Эйла всегда радовалась возможности посмеяться. Когда она жила в Клане, то была единственной, кто смеялся от радости, пока не родила сына. Когда люди Клана делали гримасу, похожую на улыбку, это не было признаком веселья или радости. Это было выражением тревоги или страха или обозначало угрозу возможного нападения. Ее сын был единственным ребенком, который улыбался и смеялся, как она, и хотя у ее соплеменников это вызывало беспокойство, ей нравился счастливый смех Дарка.