Элинор оставила место, чтобы потом конкретизировать замысел приключения, и начала на другой стороне страницы составлять список мужей. Она решила перечислять их под буквами, а не под номерами. И не в порядке предпочтения, а скопом — чей образ раньше подскажет память.
Она, тщательно выписала букву «А» и добавила завитушки и прочие украшения. Никого на эту букву не вспомнила и оставила свободное место. Затем перечислила буквы от «Б» до «Ж», украсив каждую так же, как и «А», чтобы сложностью рисунка не подчеркивать свое особое отношение ни к одной из них. Сделав это, она вернулась к букве «А». Никаких мыслей.
Двадцать минут спустя Элинор поняла, в чемпроблема. Она не выполнила еще пункт номер два и слишком мало общалась с людьми, не встречалась с одинокими джентльменами — кроме тех, кого одобрили Гриффины, — и поэтому не могла составить никакого полезного списка. Ей хотелось написать только одно имя — Валентин, хотя трудно было толком объяснить, почему ей этого хочется.
Маркиз Деверилл был бы ужасным мужем, и такой выбор наверняка убил бы Себастьяна, но главное — сам Валентин никогда не согласился бы на это. Она знала его вкусы — замужние, не обременяющие себя соблюдением нравственных норм женщины, отношения с которыми не затрагивают сердце. Поскольку она хотела любить своего мужа и желала также, чтобы он любил ее, Валентин становился неподходящей кандидатурой.
Поэтому перечень ее целей остался незаконченным, а в списке желаемых мужей не появилось ни одной фамилии. Ничто не изменилось и к тому времени, как явилась Хелен, чтобы помочь ей одеться для бала. На уровне декольте вечернее платье было цвета голубого полуденного неба, который, постепенно сгущаясь, становился темно-синим, как полуночное небо, в нижней части подола юбки. Она приберегала его для особого случая. Неизвестно почему сегодняшний бал показался ей вдруг именно таким событием.
Увидев, как она спускается по лестнице, Закери тихо присвистнул. Очевидно, это следовало считать признаком того, что ее гардероб улучшился или, по крайней мере, стал более консервативным. Раньше ни один из ее братьев никогда не выражал подобным образом своих эмоций.
Шарлемань неодобрительно поморщился, а вот реакцию Мельбурна было гораздо труднее определить. Он довольно долго смотрел на нее, потом кивком приказал Стэнтону открыть дверь.
— Готова? — спросил он.
Помогая ей подняться в карету, Закери пожал ей пальцы.
— Ты заставишь всех девушек в следующем сезоне подражать тебе, — тихо сказал он. — Мы повсюду будем видеть шедевры мадам Констанцы. Я лично очень благодарен тебе за это.