— А ты не воруй! — ответил я фразой из фильма.
Демин окатил меня полным ненависти взглядом. Даже усы у него встопорщились.
— Полегче, — посоветовал я и выложил на стол кулаки.
Подействовало.
Подошла Светлана, обняла меня мягко и осторожно.
— Ну что ты все здесь сидишь? — прошептала она, обдав мое ухо жадным горячим дыханием. — Пойдем посмотрим этот дворец.
Я взглянул на Самсонова. Тот стоял у окна, повернувшись к нам спиной.
— У него огромный дом, — прошептала Светлана. — И множество укромных местечек. Я с детства люблю прятаться. — И она беззвучно рассмеялась.
— Ты сошла с ума!
Но сам уже знал, что происходит. Это как в тот раз с Мариной в кладовой ресторана. Ощущение близкой опасности распаляет желание.
Я не стал сопротивляться и позволил увести себя с кухни. Загорский, сидя в кресле, смотрел телевизор. Мы крадучись прошли за его спиной и поднялись на второй этаж. Здесь было несколько дверей, Светлана наугад открыла одну из них, и мы оказались в спальне. Широкая кровать под балдахином, вычурной формы трюмо с необычайно богатым выбором косметики на нем. Все-таки я ошибался по поводу роли женщин в жизни Самсонова, Они существовали, хотя и были нечастыми гостьями, судя повсему.
— Нет, здесь я не могу, — заупрямился я.
— Ну почему, глупенький? — шептала Светлана, увлекая меня на безумно-мягкие перины.
— Чужая кровать. Мне неудобно. Уж лучше поедем к тебе.
Но она меня уже раздевала — споро, но ласково, приговаривая:
— Глупенький, я же не доживу до своей квартиры. Умру по дороге туда от желания. Прямо в фургоне.
— В фургоне! — воодушевился я. — Давай отъедем от поселка, свернем куда-нибудь в посадку…
Но было поздно, Я лежал без одежды, и все должно было произойти прямо здесь, на самсоновской кровати, что казалось мне почему-то совершеннейшим кощунством. Я думал об этом еще несколько секунд, а потом забыл, потому что женщины обладают удивительным даром лишать мужчин рассудка. Я не знаю, как это им удается, но по этой причине считал женщин существами высшего порядка.
Я, оказывается, соскучился по Светлане. В ней, в отличие от Марины, была какая-то материнская нежность, которой не бывает у восемнадцатилетних. Эта нежность приходит с возрастом, только умный умеет ее ценить.
Светлана поцеловала меня — очень нежно.
— Устал? — спросила она.
Я не успел ответить, потому что вдруг увидел, как ручка на входной двери начала медленно опускаться. Кто-то хотел войти. Еще секунда — и войдет. Мы лежали на чужой кровати, совершенно голые, и у меня волосы на голове зашевелились от осознания неотвратимости происходящего. Я смотрел на эту проклятую ручку с обреченностью приговоренного. Ручка вернулась в прежнее положение, и ничего не произошло.