Я почувствовала, как напрягся Князь. И тут Люциан повернулся к нему и положил свою теплую ладонь мне на живот. И я поняла, какой же была глупой! Я беременна, а мне это даже не пришло в голову.
С этого вечера все переменилось. Люциан больше никуда не уезжал. Он строго настрого запретил мне все охоты, развлечения и особо задержал мое внимание на так полюбившихся мне воинских забавах. Я было начала спорить, что беременность — не болезнь, но спорить с Палачом себе дороже. Ему хватило лишь одного взгляда, чтобы я покорно опустила голову и пообещала себе даже в мыслях не допускать подобного.
Люциан как всегда оказался прав. Я должна была себя беречь. На третий месяц я слегла. Мне было ужасно плохо. Мне казалось, что меня что-то разрывает изнутри. Меня стали преследовать ночные кошмары. Часто ни с того ни с сего я падала в обморок, и у меня начиналась лихорадка. Князь ходил по замку испуганный. Князь? Испуганный? Мне было дико видеть такое, и я начала догадываться, что это была не простая беременность, вернее, я носила не простого ребенка. И впервые в жизни я задала себе вопрос, а что я вообще знаю о Люциане? Кто он такой на самом деле?
За несколько недель до срока я совсем перестала вставать. Я не могла ни есть, ни спать. И снова мне было страшно. Облегчение приходило только тогда, когда я держала за руку Люциана, лишь тогда я могла хоть ненадолго прикрыть глаза и подремать.
А однажды ночью, очнувшись от очередного беспамятства, я увидела у своей постели женщину. У нее были длинные серебристые волосы и очень светлые глаза. Я перевела взгляд на Люциана, и меня поразило их внешнее сходство.
Люциан мне кивнул и нежно сжал мою руку.
— Мири, позволь представить тебе мою мать, Ариэль, — произнес он.
Ариэль склонилась надо мной, погладила меня по щеке. Ее прикосновение было словно дуновение свежего ветерка, и сразу мне стало легче дышать. Женщина мне улыбнулась.
— Не бойся, дитя мое. Все будет хорошо. Скоро родится твой ребеночек. Ни о чем не беспокойся.
И она дунула мне в лицо, и я больше ничего не чувствовала, ничего не помнила.
Когда я снова открыла глаза, Люциан стоял у меня в ногах, а на руках его был младенец. Палач не сводил с него глаз. Было так странно видеть этого опасного мужчину с ребенком, так удивительно, так хорошо.
— Люциан? — попыталась я позвать его, но с моих губ сорвался только едва слышный шепот.
Он повернулся ко мне, его лицо озарила улыбка, такая нежная, но… такая печальная.
Я перевела взгляд на своего ребенка. Личико его было сморщено, глазки зажмурены. Но он словно почувствовал мой взгляд, мое желание увидеть его. Он раскрыл глаза. И меня поразил совершенно недетский взгляд серых глаз. Безжалостных и жестких глаз. Головку его покрывал светлый пушок цвета пшеницы. Мой цвет. Но глаза были чужие. Взгляд этот завораживал, подчинял… пугал. Малыш улыбнулся, и я увидела полный набор маленьких и явно острых зубов.