— Олисия. Милая. Это не молодой человек. Это травник, он будет всего лишь лечить тебя, а не любоваться твоими прелестями. Лекарей не надо стыдиться.
— Папа! Мне все равно стыдно. Я не могу так. Я читала в книгах, что мужчина может видеть девушку обнаженной только в брачную ночь. Тогда свершается таинство любви!
— Верно, девочка моя, — терпеливо внушал отец, — но только если речь идет о влюбленных. А этот молодой человек травник…
— А травники не могут быть влюбленными?
— Да когда бы он успел? — вскричал граф, выведенный из терпения.
— Я читала, — мечтательно вздохнула девушка, — что бывает любовь с первого взгляда! Ах, если бы он оказался благородным рыцарем, спас меня от дракона и увез далеко-далеко на своем белом коне…
— До-о-очь, — простонал граф, — ну, не говори глупости! Какие кони, какие драконы?
— Все равно! Он молодой и симпатичный. А вдруг он в меня тайно влюблен? А тут увидит голой и передумает! Нет. Нет и нет! Ни за что!
— О, Боги! Клянусь, я повешу библиотекаря. Что за макулатуру он тебе подсовывает?
— Это не макулатура. Все благородные девушки это читают. И там всё — правда! Мне рассказывала Тамилия…
— Болтушка твоя Тамилия! — прервал ее отец. — Фантазерка и пустосмешка.
— Неправда!
Чтобы прервать эти содержательные дебаты, я откашлялся и сказал.
— Обещаю, что сяду спиной к юной леди, и не буду подсматривать. Мне это не нужно — достаточно будет просто держать вас за руку, Олисия.
— Ну, вот, — обиженно надула губки девушка. Нет, все-таки девочка, — хотите сказать, что у меня и смотреть не на что?
Мы одновременно с ее отцом закатили глаза под потолок и тяжело вздохнули.
— Ну что вы, что вы, — рассыпался я в комплиментах, — Столь прелестный бутон, вы правы, не предназначен, чтобы его рассматривал ничтожный травник. Им достойны любоваться исключительно рыцари… с белыми конями, — не удержался я от шпильки.
Глаза девочки радостно засверкали, и она снисходительно, тоном сказочной принцессы, отдающей распоряжение дракону, произнесла.
— Хорошо. Я вам дам свою руку, вы отвернетесь, и подсматривать не будете. Дайте мне честное слово.
— Честное — травное, — торжественно произнес я.
— Нет, лучше поклянитесь.
— Клянусь рыпун-травой, зверобоем и шалфеем, что подсматривать не буду! — еще более торжественно сказал я.
Граф, отвернувшись, вдруг раскашлялся и так, кашляя, вышел за дверь, неопределенно помахав рукой.
Я развернул кресло около кровати спинкой к девочке, сел и, взяв её протянутую руку, сосредоточился. В этот раз для скорости и простоты я решил выводить всю гадость напрямую через кожу. Для этого собственно мне и потребовалась помощь служанок.