По расписанию у нас сейчас была прикладная алхимия, но до начала занятия оставалось еще минут двадцать. Из них десять оставалось до окончания практики по магии и десять — перерыв. Я неторопливо перебирал ногами плиты коридора и снова пытался переосмыслить все со мной случившееся. Странный огнешар. Ярость наставника. Рассказ декану. КСОР. Блин, а ведь я чуть не умер со страху. Думал,
"Закуют в кандалы
И в темнице причалят.
Не видать мне звезды,
Что мир утром встречает".
А оказывается я — целитель. Я — целитель, мать моя женщина! Я — потенциальный целитель! Я могу стать одним из самых могущественных магов!! От охватившего меня восторга я готов был взлететь над мрамором коридора и заорать песни портовых матросов. Вот только немножко возьму разгон и… Чтобы немного придти в чувство я подошел к раскрытому окну и стал дышать полной грудью, упиваясь солнцем, ласковым ветерком и… встревоженными лицами одногруппников, возвращающихся с полигона. Я резко выдохнул и торопливо пошел в сторону аудитории. Мне же теперь объясняться со всеми, врать, выкручиваться. Как я этого не люблю, кто бы знал. Немного удивила тревога парней и девушек, которые до сего дня нас с Сеном почти исключили из круга своего общения. С Сеном то мы крепко сдружились за эти полтора года, его тревога за меня понятна, а вот от них я этого не ожидал.
Будучи все еще в приподнятом настроении я решил немного подшутить. Мой вам совет — не подшучивайте над людьми, даже врагами, когда вы в нетрезвом виде или в приподнятом настроении. Я первым подошел к дверям аудитории, сгорбился и старательно принял удрученный вид. Группа подходила ко мне бесшумно, как рыси на охоте, и так же осторожно, как к постели смертельно больного. Вперед выдвинулся Сен.
— Что же сказал декан? — тихо и сочувственно вопросил он.
Я с надрывом и подвыванием, подражая трагику старой школы из Маринаровского драматического театра, выдал:
"Теперь мне лекарем не быть.
И знахарем не быть мне тоже.
Но в травниках — совсем негоже.
Как в мире столь жестоком жить?"
Стишки, конечно, так себе… только что сочинил. Так я и не Латрин. Тот умел завернуть — звучные вирши на полчаса непрерывного трепа. Все звонко, красиво и… бессмысленно. Но актером мне, пожалуй, можно подрабатывать — парни помрачнели, девушки глазками заблестели. Кто-то уже носом зашмыгал, за платочком полез. Сен молча положил мне руку на плечо… Трогательная сцена, не правда ли?
— Паршивые стишки ребята, как вы считаете? — радостным голосом притормозил я скорбное молчание.
Группа смотрела на меня, как единое существо, выдавая общие для всех чувства: с пониманием, жалостливо и заботливо.