— Может быть, удастся объединить оба объекта? И Крайллинг, и Розенгейм?
— Когда надо быть в Розенгейме?
— В десять.
— Видите, не получается. В Крайллинге мы можем до десяти управиться, но, чтобы доехать до Розенгейма, потребуется еще час. А сдвигать все сроки завтра утром не получится.
— Тогда, прошу вас, пошлите меня к дому Палленбергов, а сами поезжайте в Розенгейм.
Она удивленно подняла свои светлые брови.
— Не вижу причины. Разве вы недостаточно уверены в себе, чтобы провести разговор в Розенгейме?
— Нет, дело не в этом… — Он запнулся, в глазах его уже не было и следа обычной веселости, только обеспокоенность; могло даже показаться, что он покраснел.
— В чем дело, Тобиас? Ну, говорите же!
— Мне не по душе, когда вы рискуете собой, лазая по стенкам новостроек, — выдохнул он.
— Ну, Тобиас, я же всегда это делала.
— Если бы вы хоть надели туфли, предусмотренные техникой безопасности…
— Эти штуки мне слишком неудобны, вы это знаете. Я балансирую на каблуках, и все проходит отлично. Со мною никогда еще ничего не случалось.
— Но меня это беспокоит.
— Ну так послушайте, Тобиас, — энергично начала она свой ответ, но остановилась, не зная, что сказать дальше. — С вашей стороны очень мило, — произнесла она мягче, — что вы беспокоитесь обо мне. Я к таким вещам не привыкла, но ценить их умею. Но право же, мне не требуется опекун, уверяю вас.
— Прошу простить меня, госпожа шефша, — подавленно проговорил он. — Я не хотел быть навязчивым.
— Неужели вы никак в толк не возьмете, что я и сама способна за собой проследить? Я — взрослая женщина, можно сказать, и более чем взрослая, а вы опекаете меня как малого ребенка.
Он смотрел в пол.
— Может, это оттого, что вы очень напоминаете мне мою маленькую сестру.
— Сестру? — растерянно повторила Доната и подумала: «Глупая гусыня, чего ты еще-то ожидала? Будь довольна, что он хоть не сравнивает тебя с матерью!»
— Вы этого, естественно, понять не можете. Да я и сам не понимаю, в чем тут дело.
Доната двинулась уже было к двери.
— И сколько же лет вашей сестре?
— Сейчас было бы девятнадцать. Но она дожила только до семи.
Пораженная услышанным, Доната остановилась. Она молчала. Все слова утешения, приходившие ей в голову, казались столь банальными, что произносить их не хотелось.
— Она погибла в результате аварии, — продолжал он сдавленным голосом. — А за рулем сидела моя мать.
— И мать тоже? Что стало с ней? — спросила Доната, все еще не глядя на него.
— Тоже погибла. Умерла по дороге в больницу. И отец всего этого не перенес. Как раз перед аварией у него с матерью была отвратительная ссора.