Не думаю, что молодец расстался со мной в хорошем настроении. Признаться, свое душевное состояние я тоже оценивал тогда довольно низко. Вероятно, завидовал подставившемуся нахалу, который, будь на моем месте кто-нибудь другой, подпал бы и под разработку: защита обиженного китайца означала, что «красногвардеец» делит с гонконгцем «откатные». Отчего так в жизни складывается, печально размышлял я: кому все, включая Родину, мощную структуру и воровский темперамент, а кому — ничего?
Соотечественники, хотя и без манер, но со всеми преимуществами государственной и общественной принадлежности, встречались со мной, конечно, не часто, но все-таки иногда встречались, пусть в разных обличьях. Тем более приходилось общаться с ними после моего возвращения в Россию. Таким, за исключением Ефима, я не пытался объяснять, например, почему я, практикующий юрист, не удосужился прочитать конституции страны, в которой теперь живу. Почему у меня не захолонуло сердце и не навернулись на глаза слезы, когда мама встала на колени за оградой дома, купленного под Кимрами, и почти процитировала Моисея: «Это наша земля, Бог нам её дал, отец наверху доволен!» Почему я родился в никаком для меня городе и не придаю значения месту своего или чьего-либо появления на свет. В семье моего отца вообще не отмечали дней рождения. Было бы чему радоваться!
Мне, прописанному в Кимрах, все ещё трудно сказать определенно, на каком языке я думаю или вижу сны. У меня не было правительства, которое я бы уважал. У меня не было и, наверное, не будет гражданства, которым я бы гордился. В основе моего существования лежит незыблемое правило, которое мне кажется наследственно-генетически русским: подальше от начальства, в особенности ближайшего, — и все сложится. Последний контакт нашей семьи с таковым, слава Богу, не состоялся, когда в августе сорок пятого тринадцать тысяч русских харбинцев, выживших под японцами и русскими фашистами, развесили уши на посулы офицеров НКВД. Явившихся по приглашению на «массовую встречу» с «посланцами Родины» взяли в оцепление и развезли прямо из Китая по сибирским лагерям.
Я пребывал тогда ещё в беспамятном возрасте. Мама рассказывала, что хотела идти, но отец накричал… Все сложилось благополучно. Хотя, оглядываясь из сегодняшнего дня, сложилось ли?
Чтобы не приходилось задавать себе таких вопросов, я стараюсь жить в кругу простых и очевидных понятий. Парижанин должен быть сутенером, лондонец — голубым, сицилиец — мафиозо, а немец — членом певческого ферейна. Про русских говорить не будем. Какие ещё различия и особенности назвать, да и существенны ли они? Христианин, мусульманин, иудей, черный, желтый, белый — все едино, была бы личность.