Милик вышел из вагона на станции «Маяковская» и, не проверяясь, поднялся наверх в сторону Концертного зала. Не обратив внимания на публику в окне французского кафе, не посмотрев на витрины с актерами Театра Сатиры, он быстрыми шагами прошел к затемненным воротам в нише жилого корпуса Военного института. Солдат при железной калитке, не спрашивая пропуска, посторонился, и — все.
«Значит, военный, не священник. Во всяком случае, пока не священник», — подумал я и, остановив бомбилу на «Жигулях», поехал в Крылатское коррумпировать охрану подвальной автостоянки под шлайновским домом. «Форд Эскорт» приходилось оставлять там надолго.
Во-первых, если Ефим выберется из передряги самостоятельно, он увидит мою машину возле «Рено» и сразу заметит, что передние колеса обеих повернуты в одну сторону. Это сигнал, что оповещение Шлайна я принял и работаю по его делу. А как ещё подать известие в обстоятельствах, в которые Ефим меня затолкал? Во-вторых, новые поиски моей персоны через выявление «Форда», если их предпримут по приказу Виктора Ивановича, не дадут на этот раз быстрого результата. Кому придет в голову искать мою машину в гараже моего же оператора, с которым, согласно общепринятому во всех конторах мира боевому порядку, мы никогда не существовали в одном пространстве и в одном времени?
После Крылатского я подремал, пока неразговорчивый — и здесь повезло бомбила возил меня за трофеями в гостиницу «Ярославская». На проспекте Мира я сменил машину, прокатился до Крымского моста, вышел и спустился по боковой лестнице на заснеженную набережную исходившей паром Москвы-реки. Испытанный проверочный трюк не дал результата, как я и ожидал.
В вестибюле станции метро «Парк Культуры» я купил рекламную газету «Все для вас», потом поразмыслил и решил к поездам не спускаться — с зонтиком-стволом и карабином «Гейм SR30», обернутыми клеенкой, которую я добыл в буфете «Ярославской», это было не очень разумно. Я снова взял машину, сожалея, что лишаюсь прогулки по вечернему городу и ужина в каком-нибудь тихом ресторане. Впрочем, маска с сивыми усами и трепаной бороденкой уже вызывала на челюстях легкий зуд. Долго такую не проносишь, да и одевал я её впопыхах…
Дома я погрузил телеса в ванну и устроил разбор предстоящего полета.
Будапештский крюк по пути в Прагу отменялся. Маневр терял смысл, если Виктор Иванович внял тревожной подсказке Милика насчет чешского наемника. А он, конечно, внял. Если же нет, внять полагалось мне: поскольку о пражском направлении известно, Будапешт не дает ничего, кроме задержки во времени и лишних расходов. Главная сцена — Прага.