Подобные настроения, конечно, следовало осаживать немедленно. Он так и поступил. Хотя, осаживать их с каждым днем становилось все труднее.
Правилами конспирации категорически возбранялось пользоваться радиосвязью на московских улицах. Поведя рукой в теплой перчатке не в такт шагам, словно бы сбившись с ноги, и отставив три пальца, Праус просигналил Филиппару садиться в «Москвич» к Ортелю, проехать по Тверской до разворота и, вернувшись по противоположной полосе, встать в переулке у «Мариотт Гранд Отеля». Следующая встреча по плану предполагалась там, в номере 426, с партнером, которого не сменишь по собственной прихоти. Алчным до мелочности, хитрым и непредсказуемым. Натура того сорта, пример которого дал командарм Ворошилов в своем дневнике периода броска Красной Армии на Варшаву. Этот отрывок катают с пленки каждому новому курсу в бернской академии финансовой и таможенной разведки на лекциях по истории славянских силовых структур.
14 августа 1920 года у села Лопаты командарм, будущий маршал, записал: «Еду на холм, на котором торчат два всадника. Спрашиваю всадников их часть. Отвечают: «Мы из четвертой дивизии двадцатого полка. Отдали шить штаны от ту хату, да не знаем теперь, як взять назад матэрию…» Разрыв снаряда у наших ног и град пуль из пулемета, установленного на костеле, разрешили недоумение героев из двадцатого полка. Пришлось в карьер ретироваться, отказавшись, быть может, временно от штанов, возможно, плюшевых из ободранного дивана».
Праус Камерон обладал фотографической памятью. Он не читал тексты, он смотрел на них, он не записывал слова, он слушал их звучание. И воспроизводил в памяти не содержание, а картину, не звуки, а слова, как теперь этот отрывок. Однажды увидев, он мог зарисовать лицо. Однажды услышав, он мог записать целую речь. Виктора Желякова, дед которого и потерял, вероятно, плюшевую материю под Лопатами, поскольку характер генетически наследствен, Праус знал по фотографиям и видеороликам. Вне сомнения, это он, собственной персоной, утонув в кресле, попивал кофе-гляссе в буфете с отдельным выходом из вестибюля «Мариотт Гранд Отеля» на Тверскую. Надо полагать, в окружении своих невидимок, которые не отметили появления Прауса Камерона ни вчера с багажом, ни теперь пешком и без багажа. Во-первых, никто в Москве до сих пор не знал Камерона в лицо. Бэзил Шемякин в расчет практически не шел, потому что не шел теперь в расчет его наниматель Ефим Шлайн. Во-вторых, багаж лежал в номере 426 со вчерашнего вечера, кровать помята с утра, и бритва на мраморном прилавке под зеркалом в ванной сохранила следы мыльного крема. Хотя Праус прилетел из Праги два часа назад.