— В Россию, на север, на Украину тоже. Много мест… Я не про то. Тебе Кремль нравится?
— Не знаю, — опять сказал я. И подумал, что всякий раз, когда увижу настоящий в Москве, буду вспоминать теперь этот, водочный.
— Не знаю да не знаю… Кто ты по национальности, Бэзил?
Я повернулся между нежными руками и посмотрел в малахитовые глаза с золотистыми искорками. Мы были одного роста, мне нравилось покусывать её ухо. Когда я отпустил Заиру и она пошла в ванную, просвечиваясь сквозь ночную сорочку, я вспомнил, где видел эту женщину до Кавказа. В зале номер двадцать четыре Музея изящных искусств в Москве на Волхонке. В таком же облачении. Ниспадающий складками хитон, подпоясанный по бедрам, отчего подол над коленями приподнимается… Артемида на охоте. Все и отличие, что эта, в моей спальне, не имела за спиной лука с колчаном, и лань не терлась о её высокие икры.
АКС-74 лежал на кромке бронежилета с болтающимися боковыми застежками, длины которых явно не хватало, чтобы застегнуть защитное одеяние, как положено, на объемистом чреве. По автомату елозила сивая борода, в её зарослях сверкали два золотых зуба, а над зубами шелушился от плохого солдатского мыла треугольный нос. Венчала фигуру вязаная шапчонка, казавшаяся из-за микроскопического размера ермолкой.
— Ты знаешь, папаша, во сколько обходится русскому народу выстрел из моего автомата? Читал об этом в газетах? — спросило пугало с ОМОНовскими нашивками на армейском камуфляже. Ботинки оно не чистило, я думаю, так же давно, как и не стирало подворотничок.
Второе пугало, посмирнее и тощего обличья, держало меня под прицелом своего АКС-74 и, давя зевоту, скучало, слушая шуточки, которые, наверное, повторялись не первый день.
В двухстах метрах за блокпостом начинался Шестой микрорайон Грозного. Вазовская «копейка», в которой сидели водитель и Заира, оседала багажником на выщербленный грязный асфальт. Простреленные шины задних колес рваными клоками топорщились из-под бампера. Их растянуло, пока подбитая машина катила по инерции на ободах.
От ставропольской границы мы проскочили пятнадцать или того больше КПП, и документов нигде не требовали. Останавливались по сигналу, и формальности составляли пятьдесят рублей с человека. Перед самой столицей опереточная парочка, тощий и толстый, словно взбесилась. Сигнал остановиться не подали, а стоило нам проехать поднятый шлагбаум, грохнули из двух стволов одиночными. Залпом, как говорится.
— Сколько? — спросил я.
Я попросил Заиру не выходить. Водитель, мелковатый чеченец Равис, осторожно выбрался из-за руля и из уважения к разговору крутых не решился хлопнуть дверью. Осевшая на петлях от ветхости, она поскрипывала, мотаясь под ветром. Меня корежило от жалости и отвращения.