Две керосиновые лампы, чистенькие, на удивление не закоптелые, казались слабоватыми, чтобы освещать огромную комнату, в которой вместо стен и окон ниспадали ковры. Свисали — не скажешь, слишком роскошно они выглядели. Дверь прикрывала зацепленная за притолоку ковровая дорожка, которую заметно шевелил сквозняк. Черный шланг, словно кобра, полз на полу, забросанном кое-как подрубленными кошмами. Как и положено кобре, шланг заканчивался подобием капюшона у головы — газовой горелкой, вставленной в самодельный треножник. Пламя регулировалось прокруткой штыря, торчавшего из сочленения шланга с горелкой. Это считалось отоплением. Два огромных спальных мешка заменяли постели. Мебели не имелось… Шепа сказал, что изрубили на дрова — грелись от печки, пока тянули от магистрального самодельный газовый отвод.
В комнате стояли четыре ведра с водой, к которой Заира не притронулась. Вода была колодезная или из скважины, перемешанная с нефтью, которая пропитывала даже мороженую землю. Мы сполоснули лица тепловатым чаем из термоса.
Исмаилов, закатавшись в кошму, спал поперек входа. Если бы не его тело, сквозняк дул бы сильнее. «Волгу» боевик держал за мзду возле блокпоста. Заставленный армоцементными плитами и заваленный пластиковыми мешками, сочившимися грязью, блокпост как на ладони просматривался поверх развалин в сотне метров — я увидел его, когда слегка отдернул ковер, за которым оказался балкон без перил.
Тоскливый вечер и холодная ночь тянулись бесконечно. Каждые четверть часа или чаще солдаты блокпоста стреляли из подствольника. Иногда гранату заменяла очередь трассирующими…
Утро наступило хмурое. Сверху сыпался снежок вперемешку с дождем.
Заира в меховом свингере и лакированных ботинках, стилизованных под армейские, выглядела, как красивая экзотическая птица. Расхристанные солдаты блокпостов и патрульные чеченской полиции выворачивали шеи и таращились на чудо красоты, явившееся между загаженных развалин. Дорога на центральный рынок заняла около полутора часов. Прохожих почти не встречали. Немногие оборванцы, завидев нас, испуганно шарахались в развалины или за заборы.
Было промозгло и холодно даже в ворсистом и просторном пальто от Иссы Тумгоева.
Я прихватил «Глок» и «Беретту 92F». Нога моя окрепла, я щеголевато помахивал палкой с набалдашником. Заира, свежая и энергичная, будто не было бессонной ночи и длинной дороги накануне, держала на плече зонт-ружье покойной мадам Зорро.
Шепа Исмаилов двигался шагах в пятидесяти впереди. Условный сигнал, если увидит нечто подозрительное, он обещал подать поворотом кепки козырьком назад.