А ему предстояло случиться. Крещенский праздник завершал мою вакацию на Фунафути. Я не мог оставаться на острове неопределенное количество недель, которые потребуются вака-атуа, чтобы «смотреть и смотреть» на Наташу. Ответ цюрихского банкира гнал меня за деньгами, которых у нас могло не хватить даже на возвращение к тестю в Веллингтон.
На третий день после Крещения я улетел на Фиджи, оттуда рейсом авиакомпании «Катай Пасифик» в Мельбурн, где пересел на «Боинг» с родными фиолетовыми опознавательными знаками «Таи Эйруэйз», вылетавший в Бангкок.
Жемчужины Наташа отправила со мной.
В полупустом салоне «Боинга» в нескольких часах полета от Донмыонга, бангкокского Шереметьево, на высоте многих тысяч метров над океаном я терзал карманный калькулятор, сопоставляя варианты финансовых прикидок на ближайшее будущее. Ничего благоприятного. По деньгам меня снесло круто, хотя возможность зацепиться оставалась. Кроме апартаментов на продажу в Бангкоке, я располагал «пожарной» суммой в сейфе, вмурованном в стену нашей квартиры в Москве, про которую никто в мире не ведал. Оставался и дом в Кимрах. Можно переехать не на лето, а совсем. Наташе на Волге нравилось. И если островной святой, этот самоуверенный вака-атуа, с лечением справится, отчего бы не заделаться волжским обывателем? Местные орлы развивают кое-какой легальный, назовем это так, бизнес и меня в компанию примут. Возможность обсуждалась на рыбалках…
В конце концов сон сморил меня.
Я чувствовал, как темя зудит под каской и стекает на брови пот, а глаза слепит бесцветное небо тропиков, потому что на парадных построениях запрещены противосолнечные очки. Все кажется пепельным и обесцвеченным на вытоптанном солдатней пустыре между киношкой «Ланг Санг», цементным памятником Павшим и дощатыми трибунами для короля и дипломатического корпуса.
Мне снилось, как на гимнастерке взводного между лопатками расползается темное пятно. Он тянется по стойке «смирно», и мы, иностранцы, тоже, потому что ротный лаосских гвардейцев не решается в присутствии короля скомандовать «вольно». У гвардейцев кто-то падает в обморок. Беднягу уволакивают, и строй смыкается… Взводный распоряжается сделать столько-то шагов влево — это значит, что потери лаосцев возросли, мы заполняем бреши своими телами… Туземный оркестр начинает вразнобой, но радостно. Марш кладет конец мучениям. Эхо тамтамов, отрикошетив от памятника, уходит за рисовые поля, в сторону низких облачков, уплывающих за Меконг. Мы как раз маршируем в том направлении. На Запад. По иронии судьбы местное поверье утверждает: в сторону, куда навечно уходят мертвые.