Впрочем, следующий раз она была более голодной и оттого более решительной. Марти ела мясо, и Зои знала, что ей придется убивать животных и готовить мясо, чтобы накормить ее. В тот день она убила и съела свою первую белку. Она поймала сетью темночешуйчатую рыбу и даже смогла проглотить ее, несмотря на то что та была совершенно непохожа на ту рыбу, которую ей доводилось когда-либо есть, и могла оказаться, чего доброго, ядовитой.
Вода кипела, и она наклонилась, чтобы помешать тушеное мясо, прежде чем накрыть его крышкой. Костер был в самом центре маленькой полянки, буквально в нескольких ярдах от ее лачуги. Так она называла ветхую хижину, считая, что слово лачуга гораздо симпатичнее, чем хибара или избушка, хотя они гораздо лучше бы подошли для описания этого строения. Ее маленькая лачуга была спрятана так глубоко в лесу, что Зои была уверена — ее никто не найдет, если только не узнает о ее существовании.
Она нашла это сооружение после тщательных поисков на заросшей стороне горы в Западной Виргинии в начале апреля, когда они с Марти разработали свой план. На самом деле она обнаружила несколько заброшенных хижин, но эта приглянулась ей больше всего и с практической стороны, и эстетически. Во-первых, она была далеко от ближайшей дороги, причем эта дорога была почти не асфальтирована и по ней редко кто-то ездил. А ближайшая магистраль была в паре миль от этой дороги. В настолько далеких от цивилизации хижинах Зои до этого не приходилось бывать, и она была в восторге оттого, что оказалась на таком расстоянии от остального мира. Тот мир думал, что она умерла. В нем не было для нее места.
Ее лачуга никогда не появится на страницах журнала «Лучшие дома и сады», но она все равно была более привлекательной, чем некоторые из тех хибарок, которые она видела раньше. В этой хижине было что-то особенное. Это был бревенчатый домик, который казался таким же древним, как сами горы. Бревна были скреплены известковым раствором — когда-то белым, а сейчас зеленым и покрытым мхом на двух прилегающих сторонах дома и грязным и осыпавшимся на других сторонах. Крыша почти сгнила, и для начала она покрыла испорченное дерево и остатки белой жести толем, который привезла с собой. Но потом, когда поняла, что, если кто-нибудь случайно дойдет до ее маленькой поляны, ярко-голубой толь выдаст то, что в этой лачуге кто-то живет, она его убрала. Теперь, когда шел дождь, она ставила пару ведер под худшие из брешей в крыше, решив — пусть будет так.
Прямо за входной дверью начиналось то, что она называла, не найдя лучшего термина, гостиной, шириной во весь дом. Следующая комната служила спальней. Вот и все. Двухкомнатный бревенчатый домик по размеру соответствовал ее ванной в Малибу.