В лачуге было то, что она считала удобствами. Печка, топящаяся дровами, в удивительно хорошем состоянии стояла на полу в гостиной, а ее дымовая труба уходила сквозь протекающую дыру в крыше. Труба была круглой, а дыра квадратной, и это было еще одним свидетельством того, с какой заботой кто-то строил этот домик. Она только однажды использовала эту печку для готовки, но та обогрела всю лачугу, и Зои поняла, что, пока не наступили более холодные месяцы, готовить придется на улице. По крайней мере, они с Марти не замерзнут тут зимой. Кроме того, в заросшем саду из ржавого старого насоса шла необыкновенно чистая вода.
В «гостиной» стояла софа, и, когда она привыкла к отвратительной, порванной ткани и выступающим холмикам набивки, она возблагодарила Бога за то, что у нее было на чем сидеть. Она принесла с собой около десятка простыней и накинула одну из них, кремового цвета, на софу. Зои подумала, что теперь софа выглядит иллюстрацией со страниц дачного каталога — если не обращать внимания на ободранный пол под ней и отсутствие стекла в окне за ней.
Недалеко от дома, спрятанная за занавесом из ежевики и виноградной лозы, стояла уборная. Эта уборная качалась из стороны в сторону, вызывая у Зои головокружение, когда она находилась внутри. Когда она первый раз вошла туда, воздух в уборной был таким же свежим, как и в лесу, — свидетельство того, как долго этим местом никто не пользовался.
Когда же она впервые вошла в хижину, пол был покрыт обломками веток, прутьями и гниющими листьями, упавшими и задутыми ветром сквозь зияющие дыры в крыше. Мыши разбегались от ее веника, и она вспомнила, как читала где-то о том, что мышиный помет вызывает вирус, разъедающий кожу, поэтому она закрыла нос и рот платком, надеясь, что это поможет. Да вот только она не знала, имело ли это в действительности значение. Ей просто нужно прожить столько, сколько потребуется, чтобы спасти дочь. После этого смерть может прийти в любое время, и она совершенно не будет возражать.
Как только она очистила заднюю комнатку от веток и листьев, она обнаружила четыре убогих соломенных ложа на полу, по одному в каждом углу. Она привезла с собой два надувных матраса, которые надула и положила на ложах у дальней стены. Затем она порвала одну из огромных простыней и как можно тщательнее обернула ложе и матрасы. Она сделала шаг назад, чтобы взглянуть на свою работу, и была поражена тем, как сильно ей понравился этот простенький вид двух низких кроватей, одетых в египетский хлопок. Она была рада, что взяла эти бледно-лиловые простыни; они единственные не напоминали ей о Максе, так как он никогда не любил этот цвет, и она стелила их только гостям. Она не хотела забирать с собой хоть какие-то ощутимые следы горя. Ей и без скорби и траура будет довольно трудно здесь жить. Как только она выехала из Малибу, как только она выехала с дороги, ведущей к ее дому, и направилась к горам, она поняла, что навсегда оставляет Макса позади. Она