Ее рука обхватила череп, который не был похож на нормальный, человеческий. Она замерла, чувствуя, как пересыхает горло. С ужасом она сорвала наволочку, и все увидели голову младенца.
Риццоли судорожно вздохнула и отскочила от стола.
— Боже, — произнес Фрост. — Что, черт возьми, с ним сделали?
Онемев от потрясения, Маура могла только с ужасом смотреть на череп, в котором зияла огромная дыра, откуда выпирал мозг. И на лицо, сморщенное, словно резиновая маска.
Металлический лоток вдруг с грохотом рухнул со стола.
Маура подняла взгляд как раз в тот момент, когда Джейн Риццоли, белая как смерть, медленно осела на пол.
— Я не хочу в больницу.
Маура стерла остатки крови и нахмурилась, глядя на рассеченный лоб Риццоли.
— Я не пластический хирург. Я могу зашить эту рану, но не гарантирую, что шрама не останется.
— Просто зашейте, ладно? Не хочу часами просиживать в приемном отделении. Да еще натравят на меня какого-нибудь студента-медика.
Маура протерла кожу бетадином, после чего потянулась за флакончиком ксилокаина и шприцем.
— Начнем с обезболивания. Небольшой укольчик, но зато потом вы ничего не почувствуете.
Риццоли лежала на кушетке, уставившись в потолок. От укола иглы она даже не поморщилась, сжатые в кулаки руки не разжимала, пока не ввели местную анестезию. Ни жалобы, ни стона не сорвалось с ее губ. Ей и без того было стыдно за свой обморок в секционном зале. И еще унизительнее было, когда Фрост, подхватив ее на руки, словно невесту, понес в кабинет Мауры. Теперь она была полна решимости не выдавать своей слабости.
Пока Маура зашивала рану, Риццоли спросила ровным и спокойным голосом:
— Расскажете мне, что случилось с тем ребенком?
— Ничего с ним не случилось.
— Но это же ненормально. Подумать только, полголовы нет.
— Он таким родился, — сказала Маура, обрезая кетгут и затягивая узелок. Зашивание кожи можно было сравнить с шитьем по ткани, и она чувствовала себя обыкновенным портным с той лишь разницей, что своими стежками она спасала живую ткань. — У ребенка анэнцефалия.
— Что это значит?
— Аномалия развития головного мозга.
— Но дело даже не в этом. Такое впечатление, что ему снесли полчерепа. — Риццоли с трудом сглотнула слюну. — И лицо…
— Все это признаки той же аномалии. Мозг развивается из оболочки клеток, так называемой невральной трубки. Если трубка не закрывается должным образом, ребенок рождается с отсутствием большей части мозга, черепа, даже кожи головы. Вот это и есть анэнцефалия. Отсутствие головы.
— Ты когда-нибудь сталкивалась с подобным?
— Только в музее медицины. Но эта аномалия не такая уж редкость. Примерно один младенец из тысячи рождается таким.