Атомный сон (Лукьяненко) - страница 7

— Откуда ты идешь?

Майк дернулся. Помолчал и ответил:

— Я не могу этого сказать.

Ладно. Я усмехнулся. Захочу — расскажешь. Все расскажешь. И где оружие брал, и зачем идешь в горы. Но пока я не спешил. К тому же я уже понял, откуда взялся «щенок». Лишь в монастыре, за толстыми каменными стенами, можно вырасти таким сильным, умным и… сопливым. И только монахи держат себя более или менее независимо перед драконами. Интересно лишь, кто он: Истинно Верующий или Брат Господний. Майк прервал мои мысли:

— Скажите, а почему вы называете себя драконом?

…Это уже слишком. Задавать с невинным видом такие вопросы… Пожалуй, Истинно Верующие так держаться не умеют. Такая игра под силу только Братьям. Да и креста Майк не носит, а Истинно Верующего и под страхом смерти не заставишь снять его.

Я с гордостью понял, что разгадал «щенка». И ответил:

— Я называю себя драконом потому, что я не человек.

3. ДРАКОНЬЯ ОХОТА

Они стояли длинной нестройной шеренгой. Несколько взрослых и десятка четыре подростков, пестро и не по размеру одетые. Шеф лагеря молча смотрел на них. Уже стемнело, накрапывал мелкий дождик, и пламя факелов то и дело опадало, грозя погаснуть. Рокуэлл взял Немого за руку, прошептал:

— Чего Элдхауз тянет…

Немой кивнул. Словно услышав слова Рокуэлла, Роберт разжал губы:

— Мы живем здесь уже сорок семь дней.

Он обвел людей долгим, нестерпимым взглядом, словно ожидая возражений. Но все молчали.

— И все эти дни я думал о человечестве.

Элдхауз говорил негромко, и крайне осторожно приблизились к нему.

— Я думал, как выжить людям… И понял: род человеческий обречен.

В словах Элдхауза была жутковатая, страшная в своей непоколебимости уверенность. Он увидел, как дрогнули лица вокруг, и довольно улыбнулся.

— Но обречены ли мы? Да, если мы останемся людьми. Нет — если мы перестанем быть ими. Вы спросите, как? Мы не властны над своим телом, оно навсегда обречено быть слабым, человеческим. Но мы властны над своей душой! Вы думаете, самое страшное в нашем перевернутом мире — радиация? Или холод? Самое страшное — внутри нас! Самая страшная вещь, которая делает человека человеком, — это доброта!

Он перевел дыхание. Заговорил быстрее, повышая голос:

— Вы последний раз услышали это слово! Его больше нет! Мы вырвем его из своей памяти! Мы перестанем быть людьми — и останемся жить.

— А кем же мы станем?

Это выкрикнул тонкий светловолосый парнишка, стоящий почти рядом с Рокуэллом. Элдхауз кивнул.

— Хороший вопрос! Мы можем называть себя как угодно. Например, драконами.

— Я не хочу быть драконом! — голое светловолосого срывался.