Но германцы не были новичками. Они и не думали отворачивать. Вот они только что были далеко, а спустя какое-то мгновение широкая взмыленная грудь лошади оказывается прямо перед тобой, а сверху на тебя обрушивается топор на длинной рукояти.
Мы были чем-то вроде своеобразных волнорезов на пути лавины германской конницы. Их плотный строй разбился о наши манипулы, буквально вросшие в землю. Как штормовая волна, способная смести все на своем пути, бессильно разбивается на десятки маленьких волн, столкнувшись с выходящими далеко в море каменными волноломами. Мы приняли на себя главный удар этой орущей, визжащей волны. Страшный удар. Германцы атаковали отчаянно, вложив в этот натиск всю свою ненависть.
Волна разбилась, но и нам досталось. Правильные аккуратные квадраты манипулов смешались, рассыпались, сразу став меньше чуть ли не на треть. Бой превратился в отдельные схватки. Конный против пешего. Опыт и сноровка против массы и силы.
Рядом со мной закутанный в грязные шкуры германец, вооруженный копьем пытался проткнуть легионера, лежащего на земле. Тот кое-как прикрывался щитом, одновременно стараясь встать на ноги, и что-то кричал. Я метнулся к всаднику и одним ударом рассек незащищенное бедро до кости. Германец взвыл и свалился с коня. На него тут же накинулись двое наших. В этот же миг сзади раздался визг и дробный топот копыт. Я едва успел обернуться и подставить щит под удар тяжелого топора. Щит треснул, а я с ноющей рукой рухнул в грязь, глядя как кто-то из наших, кажется Жердь, присев и прикрывшись щитом перерубил передние ноги коню, с тем самым германцем, который едва не отправил меня к праотцам.
И пошло. Сейчас ты, через секунду — тебя. Никаких схваток один на один. Никаких раздумий и сомнений. Я вертелся, как волчок, подобрав чей-то щит. Резал, колол, рубил, уворачивался, падал, поднимался, снова рубил. Конница, увязнув в пехоте, становится очень уязвимой. Лошадь — это не человек, она не может действовать обдуманно и расчетливо в такой мясорубке. Один тычок острием меча в морду — и всадник летит на землю, сброшенный взбесившимся от боли животным. Остается только добить его, оглушенного, судорожно пытающегося нащупать выпущенное из рук оружие. Правда, в этот момент могут угостить топором тебя. Или растоптать. Или просто сбить с ног, а потом пригвоздить длинным копьем к земле, как жука. Зато и ты можешь перерубить незащищенную ногу всадника, можешь, схватив его за древко нацеленного на тебя копья, стащить с коня, можешь вспороть брюхо лошади… Ты можешь убить и быть убитым. Единственное, чего ты не можешь сделать — отступить.