Гибель на поле боя — обычный конец для солдата. И с этой мыслью мы живем постоянно. Поэтому, попав в переделку, не отчаиваемся. Пришел и наш черед, как приходил черед тысяч других. Не мы первые, не мы последние. Это не равнодушие и не обреченность, и уж подавно не исключительная смелость. Это — наше ремесло. Не самое легкое, но почетное. Не самое приятное, но достойное мужчины. А смерть — лишь одна из наших обязанностей. Как сбор урожая одна из обязанностей крестьянина.
Вот потому-то тем вечером, в лагере раскинувшимся близ Дэрского ущелья, слушая грозные боевые песни варваров, доносящиеся с вершин холмов, большинство из нас оставались спокойны. Завтра мы пойдем на прорыв. И в который раз сделаем свою работу. Какие могут быть сомнения. А то что не все доживут до вечера… Что ж, это война. Это наш суровый мужской мир, который мы сами выбрали. Здесь свои правила и законы. Так неужели кто-то будет всерьез сомневаться в их справедливости, только потому что ему страшно умирать?
Но если бы я сказал, что все мы были охвачены небывалым подъемом и просто рвались в бой — это было бы ложью. Для того чтобы верить в легкую победу мы были слишком опытны. А для того чтобы обманывать себя — слишком циничны. Три легиона, от которых осталась едва ли половина. Плюс изрядно поредевшие вспомогательные когорты. Плюс три эскадрона кавалерии на полудохлых от усталости конях со сбитыми копытами. Плюс толпа женщин и детей, которых нельзя бросить на произвол судьбы. Против нескольких десятков тысяч германцев, большая часть которых — испытанные опытные воины. Надо быть глупцом, чтобы думать, будто завтра мы отделаемся испугом.
И если быть честным, я в тот вечер приготовился умереть. Конечно, я всегда был готов к гибели, такая уж у меня работа. Но одно дело идти в бой, зная, что шансы равны и все зависит лишь от твоего мужества и умения. И совсем другое — понимать, что никакое мужество не поможет тебе, если против одного тебя встанет пять воинов. Это в легендах герои рубят врагов сотнями, а потом играючи расправляются с какой-нибудь гидрой.
В жизни все не так. В жизни твои мускулы налиты свинцовой тяжестью, и все тело ломит от усталости. В жизни размокший щит не выдержит и десятка ударов германского топора, а кольчуга, надетая на промокший насквозь стеганый жилет, стирает спину и плечи до крови. В жизни невыносимо ноет отбитая рука, мелкие порезы и царапины не заживают из-за влажности и грязи, а начинают загнивать, как бы их не перевязывали. В жизни живот подводит от голода, а от плохой болотистой воды, которую мы пьем не смешивая с вином или уксусом, потому что их попросту нет, чуть ли не половину солдат мучает понос. И глядя на их позеленевшие измученные лица, как-то слабо веришь в древние легенды.