— Не подведем, Квинт!
— Веди, центурион! За ребят поквитаться хотим!
— Не отступим! Костьми там ляжем, но не отступим!
— Давай, Бык, мы с тобой до конца пойдем!
— Ладно, ладно, братцы, я вас понял, — Бык надел шлем. — Слушайте мой голос, следите за значками, держите строй. Покажем этим собакам, на что способны легионеры, если им на хвост соли насыпать!
Ответом ему было громовое:
— Бар-ра!
Соседние манипулы тоже что-то кричали и колотили мечами о щиты. И я кричал и бил в щит вместе со всеми, чувствуя, как меня накрывает горячая волна неукротимой ярости и жажды битвы.
Германцы, толпящиеся на вершинах холмов, ответили нам боевыми песнями и глухим боем барабанов.
Я хорошо видел их. Разбившиеся на небольшие группы по племенам и родам, в шкурах, полуголые, в доспехах, разукрашенные краской и татуировками, сжимающие копья, огромные топоры, дубины и длинные кельтские мечи, молодые и старые, высокие и коренастые, что-то орущие и потрясающие оружием, они сливались в безликую массу, единое существо с тысячами рук и ног, но одной душой, мрачной, враждебной, полной животной ярости…
Обычно место тессерария в бою — позади своей центурии. Его обязанность — загонять обратно в строй поддавшихся страху и панике легионеров. Но сегодня в этом не было необходимости. Никто не собирался бежать. Поэтому я встал в первую линию. Не хотелось прятаться за спинами. Только не сегодня… Позади стоял Жердь, справа и слева Холостяк и Кочерга. Меня окружали ребята, с которыми мы прошли бок о бок три страшных дня. Теперь они были мне ближе, чем братья, хотя братьев у меня никогда не было. Так же близки мне были когда-то Кроха со Сцеволой. Но с теми я жил бок о бок два года. Я жалел и радовался, что их нет рядом. Я жалел и радовался, что оказался здесь. Под тяжелым низким небом, на поросшем густой травой поле, в далекой жестокой стране, рядом с людьми, которые способны сделать то, что и не снилось героям из древних сказаний.
Раздался глухой раскат грома, и по нашим шлемам забарабанили первые крупные капли дождя. Тут же запели наши трубы, давая сигнал к атаке. Строй дрогнул, колыхнулся и тяжелой мерной поступью двинулся вперед. Варвары встречали нас оглушительным ревом. Они тоже жаждали боя. Все эти дни они просто проверяли нас на прочность. Теперь же настало время решить раз и навсегда, кто чего стоит.
Когда мы были в пятидесяти шагах от подножья первой гряды холмов, в нас полетели камни и стрелы. Но мы не перешли на бег. Нужно было беречь силы для броска на вершину. Прикрываясь щитами, мы ползли вверх по склону, увязая в песке, еще не успевшем как следует намокнуть, рыхлом, сыпучем. Тяжело пыхтя, опираясь на пилумы, как на дорожный посох, пытаясь удержать равновесие и не скатиться кубарем вниз. Задние, как могли, поддерживали передних, подталкивали их щитами, но все равно, то тут, то там кто-нибудь не мог устоять на ногах, валился назад и ломал плотный строй.