Борис бросил в траву докуренный почти до фильтра бычок и влез в «Жигулёнок».
— Подвинься чуток, хочу присесть рядышком. Не возражаешь?
Алёна молча отодвинулась к дальнему краю сиденья.
— Ну, ну, детка, не так далеко. А то ты уж совсем меня бросила, — усмехнулся Борис.
Он подсел к ней вплотную и обнял сзади за плечи.
— И не надо столько курить. Женщинам это вредно. — Борис вынул сигарету из её негнущихся пальцев и выбросил в открытую дверь.
— Так-то лучше, — снова усмехнулся он и как-то сразу, без перехода, стиснул её в своих объятиях, начал страстно целовать в губы, шею, лицо.
— Не надо… Не надо! Пусти… — скачущим шепотом повторяла насмерть перепуганная Алёна, но Борис не обращал на её слова никакого внимания. Его рука стала расстёгивать ей блузку. Уверенно, бесцеремонно. Потом одним махом сдвинула вниз лифчик и кровожадно впилась в грудь.
Почувствовав на мгновение, что её держат не так крепко, как прежде, Алёна саданула Бориса локтём, рванулась вбок и, выскочив из «Жигулёнка», опрометью бросилась в лес. Мокрые после дождя ветки хлестали её по обнажённой груди, лицу.
Царапал ноги валежник, но топот преследователей подгонял Алёну точно хлыстом, не оставляя времени на какие-либо раздумья, и она неслась вперёд, позабыв обо всём на свете. Но впереди были всё те же деревья и всё та же безнадёжность.
Неприспособленная для таких кроссов юбка угрожающе затрещала и пошла по шву.
Высокие каблуки поминутно проваливались в рыхлый грунт. Силы девушки таяли, во рту появился противный солоноватый привкус, а шум погони раздавался меж тем всё ближе и ближе. Нет, не уйти. Ноги у Алёны подкосились, и она кубарем полетела в траву. Разом навалилась усталость. Боже, что теперь будет? Алёна закрыла лицо руками. Дурной сон становился явью. На неё навалились тела преследователей, раздался треск раздираемой юбки. Алёна почувствовала, как с неё срывают трусы. Чьи-то услужливые руки развели ей колени в стороны, и она ощутила между ног влажную головку мужского члена.
Она не сопротивлялась: лежала, беспомощная, покорная, и тихонько поскуливала. Её голый живот и ляжки были задавлены мощным телом Бориса. Кряхтя и отдуваясь, парень усиленно работал бёдрами, то вгоняя свой хуй чуть ли не до основания, то едва не выпрастывая его наружу. Продолжалось это целую вечность. Наконец Борис охнул, обмяк, и Алёна почти физически почувствовала в себе его мерзкое семя.
Неожиданно вспомнилась идиотская шутка: если изнасилования не избежать, расслабься и получи удовольствие.
За Борисом были все остальные. Дима, когда подоспело, вынул свой член и спустил Алёне прямо в лицо. Джон был очень спокоен, флегматичен и действовал уверенно, деловито. А блондин, наоборот, нервничал, мелко суетился, сморкался, дохал…