— Туфли снимать? — робко спросила Алёна.
— Разумеется. И туфли, и всё остальное, до последней нитки, — отрезал Борис.
Скинув туфельки, Алёна отстегнула резинки пояса и, подгоняемая нетерпеливыми взглядами ребят, торопливо скатала чулки по своим стройным ножкам. Потом сняла пояс и осталась в одних трусиках. Вдруг она вспомнила, как срывали их с неё совсем недавно. Теперь Алёна должна была сделать это сама. Её охватил стыд.
— Ну что ещё там, — раздражённо процедил Дима.
Потупив глаза, Алёна одним быстрым движением спустила трусики вниз и, выйдя из них, замерла, нагая, под пристальными взглядами парней. Затем смутилась, не выдержала, закрыла руками низ живота.
— Руки по швам! — заорал Борис, как бешеный.
Алёна убрала руки. Теперь блики костра беспрепятственно высвечивали её нагое тело: небольшие крепкие груди, изящные, округлые линии бёдер, пикантную выпуклость лобка, проступающую так рельефно и чётко, что, казалось, можно было различить даже отдельные скрытые под нежной матово-белой кожей мышцы; и в нижней её части, на сгибах прелестных ножек, — треугольник густых тёмно-русых волос: Сидевшие у костра наслаждались представившимся им зрелищем. Дима долго в задумчивости комкал сброшенные Алёной трусики. Потом улыбнулся, занёс руку над костром и — бросил трусики в огонь. Вновь улыбнулся и поднял с земли лифчик…
Алёна оторопело наблюдала, как исчезают в пламени её вещи. За лифчиком последовали чулки с поясом; за ними — туфельки и блузка. Девушка готова была разрыдаться.
— Как же… Как же я поеду домой?
— А кто тебе сказал, что ты вообще поедешь? — с искренним изумлением в голосе ответил Дима, отправляя в огонь её юбку.
Алёна прикусила язык.
— Больше вопросов нет? — вежливо осведомился Дима. — Тогда, с вашего позволения, продолжим.
Он поправил воображаемый галстук и дёрнул шеей.
Алёна узнала это движение. Оно было заимствовано из кинофильма «Корона Российской империи» и в своё время, лет десять назад, было распространено среди всех мальчишек их класса. Сейчас оно показалось ей просто неуместным.
— Пожалуйте сюда ваши часики, цепочку, серёжки… Больше ничего не осталось?… Так, хорошо.
Он спрятал полученные от Алёны вещи в боковой карман джинсов и вальяжно подмигнул ей.
Теперь Алёна осталась в чём мать родила в самом прямом и точном значении этого выражения. Больше снять с неё было уже нечего при всём желании. Голая и босая, дрожа от холода и страха, она ожидала дальнейших указаний.
Пошла по кругу очередная бутылка. Сколько их ещё там, тоскливо подумала Алёна, но тут сообразила, что ей-то как раз радоваться надо такому изобилию: авось больше её никто не «оседлает». Глядишь, всё и обойдётся. Алёна немножко успокоилась, воспряла духом и, решив, что худшее позади, спокойно сносила сыпавшиеся в её адрес сомнительные комплименты. Она прислуживала ребятам, с поклонами и реверансами перенося бутылку от одного к другому. Лёгкий ночной ветерок беспрепятственно гулял по её обнажённому телу, касался груди, плеч, живота, скользил вверх по её стройным ножкам, и иногда Алёна ощущала его холодное дыхание прямо на своей беззащитной пизде. Брр-р.