Ну, теперь можно и побеседовать, — сказал он, когда Иван Иванович привел себя в порядок. — Слушайте внимательно, потому что я собираюсь сказать вам ровно столько, сколько считаю нужным. Итак, что с вами. Ничего особенного, с вашей точки зрения, конечно. Сердце работает, как мотор, кровь прекрасная, крыша, как вы изволили выразиться, на месте. И, однако, вы больны, и, по нашим понятиям, достаточно серьезно. Диагноз вы поставили сами — вы ничего не чувствуете.
Что за чушь? — взорвался Иван Иванович. — Я это сказал совсем не в том смысле, просто грудь что-то онемела, а сейчас все в порядке. Какая же это болезнь?
Знаю, знаю, что не в том смысле, зато я в том, и больше я вам объяснять ничего не намерен. Поразмыслите как следует над моими словами, в них корень всего. И еще учтите, поскольку в таком виде вы — существо социально опасное, мы исправили этот ваш дефект. Теперь вы будете чувствовать, и это, надо думать, удержит вас от некоторых поступков, недостойных человека.
Иван Иванович переводил взгляд с одного на другого, с трудом сдерживая закипающую злость.
— Это кто здесь существо? — спросил он. — Ты что себе позволяешь? Думаешь, если надел очки, значит ты умнее всех?
Он нехорошо выругался, женщина вздрогнула и отшатнулась. Дмитрий Алексеевич вскочил, но она умоляюще посмотрела на него и потянула за рукав.
— Вы неисправимая оптимистка, Нина, — сказал он. — Процесс зашел слишком далеко.
Он постучал согнутым пальцем по лбу, а потом по столу, и теперь вскочил Иван Иванович.
— Перестаньте сейчас же, Дмитрий Алексеевич! И вы, Иван Иванович, сядьте, — воскликнула Нина. — Ну вот так, хорошо, и послушайте теперь меня. Вам бы не следовало так себя вести, Иван Иванович. Ведь вы, извиняюсь, убийца.
— Вы что? С ума сошли? Кого это я убил?
И вдруг жаркая волна радости окатила
Ивана Ивановича, он вскочил и закричал:
— Я понял! Наконец-то до меня дошло! Вы меня с кем-то спутали! А я-то думаю, что все это значит, голову себе ломаю. А это просто ошибка! Конечно, будь на моем месте настоящий убийца, еще туда-сюда, можно понять, хотя все эти ваши штучки-дрючки, по-моему, ни к чему. Ну, это ерунда, главное — я-то никого не убивал. Понимаете?
— К сожалению, это не ошибка. Вы осуществили… — Нина наморщила лоб, как будто припоминая, — по крайней мере тринадцать убийств, причем с заранее обдуманными намерениями. И не ради куска хлеба, не для спасения жизни, что, хотя и не оправдывало бы вас, но, по крайней мере служило бы смягчающим обстоятельством, а исключительно, так сказать, по велению души.