Я приходила сюда потому, что дед, несмотря на свое баснословное состояние и мое увлечение плаванием, граничившее с фанатизмом – три года подряд я становилась чемпионкой штата, – отказывался построить бассейн. А ведь просьбу мою никак нельзя было назвать капризом избалованного ребенка. Средняя школа имени Святого Стефана, в которой я училась, не имела своего плавательного бассейна, так что наша команда вынуждена была тренироваться где придется – точнее, там, где нам разрешали. Моя просьба получила обычную робкую поддержку матери и бабушки, но поскольку во французском Мальмезоне никакого плавательного бассейна не было и в помине, дед отказался изуродовать «свое» поместье постройкой оного. Чтобы исправить положение, мне приходилось ежедневно тренироваться в бассейне Хемметеров в Бруквуде. Пожилая пара всегда усаживалась на крылечке, чтобы понаблюдать за мной, и они же были моими самыми ярыми болельщиками на местных соревнованиях. Мистер Хемметер умер пару лет назад, но его вдова продолжала жить в особняке.
Я приблизилась, и что-то на участке показалось мне странным, но, очевидно, этого и следовало ожидать после смерти хозяина дома. По крайней мере, бассейн не пришел в запустение. Миссис Хемметер оставила занятия плаванием несколько лет назад, так что прозрачная чистая вода, сверкающая на солнце, произвела на меня такое же впечатление, что и моя спальня, – оба места жили надеждой, что когда-нибудь я вернусь к ним. Естественно, все дело в тщеславии, но, подозреваю, я все-таки права.
Быстрым шагом я огибаю дом и заглядываю в гараж. Пусто. Вернувшись к бассейну, я стягиваю джинсы и блузку и чисто, без всплеска, ныряю в самом глубоком месте. Под водой я проплываю половину расстояния до дальней стены. Доплыв брассом до мелкого места, я вылезаю и обшариваю цветочную клумбу в поисках плоского, тяжелого камня размером примерно в половину большого подноса. Держа его в руках, я спускаюсь по ступенькам на мелкое место. Наступает время медитации перед погружением. Мое сердцебиение замедляется до шестидесяти ударов в минуту, после чего я ложусь на дно бассейна на спину и кладу на грудь найденный камень.
Температура воды чуть ниже девяноста градусов по Фаренгейту, совсем как море под экваториальным солнцем. Я лежу на дне три минуты, пока грудь мою не начинают сотрясать первые спазмы «физического требования» кислорода. Ныряльщики приучают себя игнорировать этот рефлекс, который нормального человека поверг бы в состояние полнейшей и неконтролируемой паники. Выдержав некоторое количество подобных спазмов, человек способен перейти в более примитивное состояние, свойственное млекопитающим, – то, которое тело смутно помнит на генетическом уровне, еще со времен своего животного существования в воде. В самом начале мне приходилось выдерживать до двадцати спазмов, прежде чем войти в это состояние ныряльщика. Сейчас этот волшебный переход осуществляется практически безболезненно. В состоянии погружения сердечный ритм у меня резко снижается и иногда не превышает пятнадцати ударов в минуту. Кровообращение тоже претерпевает изменения, начиная поступать только к главным органам, а легкие, чтобы противостоять возрастающему давлению воды, медленно заполняются плазмой крови.