Выполнив свою обязанность, я отступил, и Маргарет взяла меня за руку. Малачи заметил и нахмурился. Я крепко сжал ее пальцы. Стоящая напротив Ридж перекрестилась и ушла.
Я откашлялся и сказал:
— Гм, благодарю вас за то, что пришли. Я заказал… ну, там напитки, закуски, чтобы… Я вас всех приглашаю в бар «Голливуд»… спасибо.
Чувствовал себя последним кретином.
Они не пришли.
Только Маргарет, Ридж, стол с бутербродами, канистры чая, кофе и пять официантов. Наконец обеспокоенный менеджер бара спросил:
— Вы еще ждете… гостей?
Я покачал головой.
Маргарет взяла бутерброд. Высота горы еды после этого не изменилась вовсе. Она попыталась откусить и спросила:
— Твой друг, тот, у кого бар?…
— Джефф и его жена Кэти.
Маргарет нервничала, жалела, что спросила, и я помог ей:
— Они не пришли.
Я никак ей это не объяснил, потому что и сам не понимал. Ридж со стаканом апельсинового сока в руке выглядела почти хорошенькой. Темный костюм с модной юбкой, белая блузка с намеком на вырез. Вблизи было заметно, что покрой убогий. Что поделаешь, Ридж всегда покупала дешевые вещи. Я заметил:
— Вы выглядите очень мило.
Наши отношения не собирались улучшаться в связи с ситуацией. Она одарила меня обычным ледяным взглядом и проговорила:
— Это ведь похороны — кто на похоронах выглядит мило?
Потом Ридж сообщила, что ей пора заступать на смену, и я проводил ее до дверей. Сказал:
— Спасибо, что пришли.
Ее ничем не проберешь. Она взглянула мне в лицо:
— Вы позаботились, чтобы его убили?
— Тима Коффи?
Она не сводила с меня взгляда, и я в сердцах ответил:
— Нет, конечно, нет. Господи, не валите все на меня.
Ридж посмотрела на Маргарет:
— Мне ее жаль.
Мои дипломатические возможности иссякли.
Она добавила:
— Вы же влюблены в молодую вдову, так ведь, Энн Коффи… или ее фамилия Хендерсон?
Я подумал, что Ридж позволила себе дешевый выпад, под стать дешевой одежде, и сказал:
— Это вы зря. Мне нравится Маргарет.
Ридж скривила губы — получилась довольно мерзкая гримаса, — повернулась, чтобы уйти, и бросила напоследок:
— Чему там не нравиться?
В Голуэе стало появляться все больше семей из Восточной Европы. Они бродили по улицам, и на их лицах застыло выражение потрясения. Отец в куртке из искусственной кожи, мать, идущая чуть позади, с огромными старыми сумками от «Данне», и дети в спортивных рубашках, сшитых под дизайнерские модели. Названия «Адидас» и «Найк» написаны на них с ошибками. Как раз такая семья проходила мимо, и я пригласил их:
— Покушайте.
Еще я притащил двоих пьяниц, которые уже явно перебрали. Налил им по большой порции виски, и они набили свои карманы бутербродами. Менеджер вскинул брови и взглянул на часы. Увиденное его мало утешило. Распахнулась дверь, и в облаке сигаретного дыма появился святой отец Малачи. Он прошел к стойке и заказал себе большую порцию ирландского виски. Я никогда не знал, действительно ли он так хорошо относился к моей матери, но он проводил ненормально много времени в ее обществе. В его ненависти ко мне я был уверен. Мы с Маргарет смотрели, как он подходит к нам. Он бросил презрительный взгляд на людей, поедающих бутерброды, и заметил: