Осторожно, чтобы не сработали механизмы уничтожения, он вскрывал стальные портсигары и извлекал оттуда драгоценные листки со скупыми цифрами и сводками. Мысль, что и эти портсигары могут попасть к врагу, вернула его к карусели из трёх фамилий: «Чернов, Нежин, Головнин».
Чтобы несколько отвлечься от навязчивых размышлений, Пургин раскрыл принесённый ещё утром том Брэма. «Тарантулы, — было написано в «Жизни животных», — ядовитые пауки, распространены по всему земному шару. Волосатые ноги этих восьмиглазых животных усыпаны лоснящимися чёрными пятнами. Ноги на своих концах имеют острые когти. Неприятный вид, большая величина, быстрота бега, вероломный нрав, внезапное появление в самых неожиданных местах — способствуют тому, что люди всех стран питают к этой породе пауков непреодолимое отвращение...»
От описания яркоцветных тропических тарантулов, размером со спичечную коробку, от пересказов легенд, окружающих смертоносных пауков, думы Пургина возвращались к случаю в кабинете спецчасти.
Отложив официальную переписку, Пургин стал просматривать местную корреспонденцию. Его внимание привлёк голубой конверт с красной рублёвой маркой.
Несмотря на поздний час, Ганин всё ещё сидел у себя в кабинете, изучая справку, только что полученную из УКГБ. Зазвонил телефон, и майор услышал непривычно торопливую речь начальника главка.
— Товарищ майор, говорит Пургин. У меня неприятный случай. Спешу к вам.
«Опять что-то стряслось», — обеспокоенно подумал Ганин и заходил по кабинету.
Не прошло и трёх минут, как появился Пургин. Он был бледен.
— Вот, пожалуйста, — протянул он голубой конверт. — Читайте.
Адрес был написан твёрдым почерком, печатными буквами: «Ясногорск. Пушкинская, 100. Тов. Пургину». На штампе отправления значилось: «Ясногорск. 16 июля». На штампе поступления — «Ясногорск. 17 июля».
Внутри находился второй конверт из плотной чёрной бумаги, в какую обычно пакуют фотоплёнку. Ганин с неожиданной живостью бросил оба конверта на стол:
— Отпечатки! — чуть не закричал он. — Сотрём отпечатки пальцев! — и, достав металлический пинцет, майор извлёк им лист плотной бумаги, на котором стояло всего семь слов:
«Вам осталось жить три дня.
16 июля»
Письмо было написано теми же крупными печатными буквами, синими чернилами.
— Н-да! — только и мог выговорить Ганин.
— И, заметьте, что написано на бумаге Главурана!
— Скажу прямо, Аркадий Аркадьевич, — после некоторого молчания произнёс Ганин, — не могу сейчас разобраться. Одно идёт на другое. Перешлём письмо Язину.
По лицу офицера Пургин видел, что положение серьёзное.