К семи годам, измучив четырех нянек и двух гувернанток, Вики заявила: пусть все увольняются, а она все равно не пойдет ни в какую школу, будет сидеть дома. Папа долго подбирал для нее учебное заведение, отдал немалые деньги за место, но когда она наотрез отказалась получать образование в стенах частного пансиона, отец решил идти на принцип: Виктория пойдет в школу и точка.
В тот вечер в их доме разразился настоящий скандал: мама требовала, чтобы он считался с желаниями дочери, а он больше ни с чем не хотел считаться, устал. Виновница спора весь вечер просидела в своей комнате, пригрозив выйти оттуда только через десять лет.
На следующее утро папа лично отвез ее в школу, а мама потом забрала домой. Пока они ехали в машине, Вики уже собиралась снисходительно высказать свое согласие учиться в пансионе, где ей, в общем-то, понравилось. Она думала очень обрадовать этим отца… Трагедия случилась неожиданно, на повороте у Третьей авеню: большой рейсовый автобус, летевший по встречной полосе, всмятку раздавил водительское сиденье вместе с мамой. Вики месяц пролежала в клинике. Физически она почти не пострадала, так как сидела на самом безопасном месте, но ей понадобилась долгая реабилитация у психолога.
Выйдя наконец из клиники, она наотрез отказалась видеть отца, обвинив его в случившемся. Разумеется, о школе больше никто не заговаривал.
Прошлая жизнь для нее умерла. Она осталась за поворотом на Третью авеню, в том оранжевом автобусе… Жизнь в фамильном особняке, с коллекционным дедушкиным «роллс-ройсом», на котором они с мамой иногда шутки ради выезжали покататься, с шумными веселыми праздниками, с воздушными змеями на лужайке перед домом, с бабушкой и дедушкой…
Отец не захотел больше жить в доме, где выросла Иден, и, несмотря на протесты тещи, забрал Вики и уехал на полгода в Австралию. Он решил, что так будет лучше, ведь им обоим нужно пережить потерю. Там другой континент, другая культура, другие люди, наконец. Вики действительно сразу же отвлеклась: вокруг было так много интересного и нового! Только все чаще и больше просила у отца денег, и он с радостью давал их, словно сознательно поощряя эту пагубную привычку. Тогда он был готов на все, лишь бы дочка больше не гнала его от себя. Лишь бы исчезло с ее личика это выражение пустоты и обреченности…
Она сильно напоминала ему Иден, ту молодую Иден, которую он полюбил, когда им обоим было пятнадцать. Те же светлые волосы, большие серые глаза, горделивая посадка головы и мягкая, утонченная грация движений.
Но Иден была настоящей аристократкой, Вики копировала ее только внешне. От кого она унаследовала вздорный и упрямый характер, Даллас не понимал. Если только от капризной тещи?.. Или от двух тетушек, которые жили в особняке и тоже «принимали участие» в воспитании Вики? Но тогда, в Австралии, все изменилось: то, что раньше он называл «глупым сюсюканьем», теперь стало единственно возможным способом общения с дочерью. Отец часами сидел на детском диванчике и раскрашивал с дочкой комиксы, читал ей сказки и придумывал имена новым игрушкам. Он даже научился вышивать, всякий раз терпеливо помогая Вики в этом нелегком деле. В один из таких вечеров Вики с недетской серьезностью призналась отцу: