Чтобы соразмерить свои усилия, надо было в точности знать, как развивались отношения с союзниками, насколько реальны их планы участия в совместных военных действиях против шведов, как велась подготовка к высадке десанта. Именно поэтому его интересовал каждый шаг, предпринимаемый в этом направлении царем, русскими дипломатами, и в частности П. А. Толстым.
Вельмож еще более сближало дело царевича Алексея – их роль в нем не ограничивалась, как у большинства прочих, подписью под приговором, оба они активно участвовали в следствии, а Толстой, как известно, привез сына царя из Италии в Россию. Сближала общность судеб – им, конечно же, не сносить головы, если царевичу будет сохранена жизнь и он когдалибо окажется на троне.
Примерно с 1722 года наступает охлаждение и в этой дружбе. Мы в точности не знаем, чем оно было вызвано – усилившимся соперничеством за влияние на царя или иными причинами. Скорее всего, почепским делом. Толстой, как и другие вельможи, был уверен – Александр Данилович глубоко увяз и ему уже не выпутаться, падение фаворита – дело недалекого будущего.
Свидетельством утраты прежней близости могут служить письма Толстого к Меншикову из Каспийского похода; они резко отличаются от его писем, отправленных в 1716–1717 годах из Амстердама, Гааги и Парижа, насыщенных сведениями, столь угодными адресату. Теперь сведения о событиях, свидетелем или участником которых был находящийся на юге Толстой, полностью отсутствовали. Письма 1722 года можно, скорее всего, отнести к письмам вежливости, холодным и пустым по содержанию.
Три года спустя наступила пора нового сближения, на этот раз кратковременного. Оно было вызвано обоюдной опасностью, в которую вовлекла их смерть Петра Великого. Ситуация вынуждала их крепко держаться друг друга и направить всю энергию на то, чтобы преградить путь к престолу сыну погибшего царевича и вручить корону овдовевшей императрице.
Час, когда Екатерина была возведена на престол, стал часом отсчета времени начавшегося между ними соперничества, постепенно перераставшего в бескомпромиссную вражду.
Соперничество стало достоянием иностранных наблюдателей, в частности французских дипломатов Кампредона и Маньяна. Сведения о событиях при русском дворе и их оценки, даваемые послами, не всегда достоверны, нередко они, как и другие иностранцы, принимали желаемое за действительное, а иногда заведомо ложно описывали происходившее, чтобы выпятить свою роль. Тем не менее их донесения, взятые в совокупности, в общих чертах правильно отражали ход событий, роль в них вельмож, а также и отношения между ними.