Их губы встретились, и теперь уже Клэр завладела инициативой, подстегивая желание Рона игрой языка. Стон, вырвавшийся из груди Рона, вознаградил Клэр за усилия и укрепил уверенность в достижении цели. Обхватив ее бедра, он задал новый ритм, подводя их обоих к грани, за которой начиналось безумие.
– Ну же… – прошептала Клэр и, получив молчаливое согласие, потянулась к молнии.
Добившись успеха, она стиснула ладонью дрожащий от напряжения возбужденный член и несколькими быстрыми движениями едва не довела Рона до экстаза.
Он стиснул ее руку, и Клэр, подняв голову, увидела его горящие глаза.
– Да.
Она приподнялась, и на какое-то мгновение оба замерли в этом положении, дразня друг друга. Первой не выдержала Клэр, и Рон, не меньше жаждавший полной близости, вошел в нее одним быстрым сильным ударом.
– Да, Рон, да!
Ее неистовый шепот слился с его стоном, и они задвигались в унисон, объединенные могучим желанием. Испытав то, чего так страстно желала много лет назад, задыхаясь в его объятиях, теряя сознание в сгущавшемся тумане страсти, Клэр поняла, что не хочет больше жить без того, что им нужно. Губы Рона впивались в ее грудь, терзая искусанный, опухший сосок через промокший шелк платья, его руки гладили ее бедра, одновременно задавая ритм движений.
– Клэр… Клэр… – Рон задрожал, и она поняла, что оба приближаются к финишу.
Его хватило еще на два-три удара, и, когда он оросил ее лоно дождем любви, мир взорвался перед глазами Клэр калейдоскопом радужных огней. Звезды закружились и слились в сияющее белое пятно. Клэр вздохнула, качнулась вперед и прижалась лицом к его плечу. К плечу человека, доставившего ей немыслимое наслаждение.
Она задрожала, тронутая последним порывом стихающей бури, и почувствовала, как напряглись его руки.
– Холодно?
– Мне хорошо, – ответила Клэр. Ее переполняла радость, ей хотелось смеяться, петь, целовать Рона, танцевать. Она могла бы кричать от восторга, прыгать вокруг него на одной ноге или читать вслух давно забытые, а теперь пришедшие на память стихи. Могла, но какой-то уголок души, в котором затаились страх и отчаяние, удерживал ее, говоря, что ради любви нужно отказаться от всего остального.
Ребекка Синклер отступила за кустарник и опустила фотокамеру, но глаз с сидевших в беседке Рона и Клэр не спускала. Ей все еще не верилось в то, свидетелем чего она только что стала и что было зафиксировано теперь на сверхчувствительной пленке ее «Кодака».
Ублюдок! Скотина! Мерзавец! Подлец!
И эта сучка ему под стать. Ребекка уже навела о ней справки. Клэр Уинслоу. Судя по всему, та еще штучка. Работала с Риком О’Нилом, а потом вместе со своим любовничком нагрела студию на изрядную сумму. И вот теперь Патрик Хаммер дает ей второй шанс. Невероятно.