Он, видно, тоже узнал Валицкого, резко встал, быстро, почти бегом пересек комнату и, остановившись против него, глухо спросил:
— Что-нибудь о Вере, да? Вернулся ваш сын?
«Ну вот, — подумал Валицкий, — круг замкнулся».
— Говорите же! — резко и неприязненно сказал Королев и, так как Валицкий все еще молчал, снова спросил, но уже иным голосом: — С ней… что-нибудь случилось?
И в этот момент Федор Васильевич со всей остротой, с предельной ясностью понял, что не в его судьбе — старого и никому не нужного человека — сейчас дело, а именно в судьбе Веры, и он не может, не имеет права говорить сейчас с Королевым о чем-либо, что не связано с ней.
— Мой сын вернулся, — проговорил он тихо.
— Ну, а Вера, Вера?!
— Вы разрешите мне сесть? — спросил Валицкий, чувствуя, что ноги плохо держат его.
— Конечно, садитесь, — быстро сказал Королев, указывая на стул у стола и сам возвращаясь на свое место.
Валицкий пошел к стулу. Он двигался медленно, точно желая продлить это расстояние, увеличить его до бесконечности.
Наконец он сел, поднял голову и встретился глазами с Королевым.
И снова Федор Васильевич подумал, что он пришел сюда с повесткой, убежав от своих мыслей, от сына, которого больше не хотел видеть, а первый его долг заключался в том, чтобы отыскать Королева и сказать ему то, что должен был сказать.
— Ваша дочь осталась у немцев, — выговорил Федор Васильевич на одном дыхании, исключая для себя возможность какого-либо лавирования.
— Как… осталась у немцев? — ошеломленно повторил Королев.
— Они возвращались в Ленинград, но поезд попал под бомбежку. Они…
И он коротко, но точно, ничего не пропуская, будто на суде под присягой, пересказал то главное, что понял вчера из рассказа Анатолия.
Некоторое время Королев молчал.
Потом медленно, точно спрашивая самого себя, проговорил:
— Но… почему же он не пришел к нам? Ведь он бывал у нас дома, адрес знает…
— Анатолий утверждает, — сказал Валицкий, — что приходил тотчас же после возвращения, но никого не застал дома.
Он хотел добавить, что ему самому это объяснение кажется жалкой отговоркой, что Анатолий, конечно, мог бы отыскать родителей Веры, оставить, наконец, записку в двери… Но промолчал.
— Так… — произнес Королев, — не застал, значит.
И вдруг Валицкий увидел, что огромные кулаки Королева сжались и на лице его появилось жесткое, суровое выражение.
— Не хочу его защищать, — произнес Валицкий, — но я прошу понять… ведь он… почти мальчик… Ему ни разу не приходилось попадать в такую ситуацию…
Он умолк, понимая, что говорит не то, что вопреки самому себе пытается как-то защитить Анатолия.