— Когда ты узнал?
Антиквар томно и презрительно махнул рукой, как будто время перестало иметь для него значение:
— Месяца два назад. Все началось с появления маленькой опухоли в прямой кишке. Довольно неприятная вещь.
— И ты никогда ничего не говорил мне.
— Зачем?.. Прости, если я покажусь тебе неделикатным, принцесса, но моя прямая кишка всегда была моим сугубо личным делом.
— Сколько тебе осталось?
— Не так уж много: кажется, шесть или семь месяцев. И говорят, что при этом катастрофически худеют.
— Тогда тебя отправят в больницу. В больницу, а не в тюрьму. Даже не в сумасшедший дом.
Сесар со спокойной улыбкой покачал головой.
— Меня не отправят ни в одно из этих мест, дражайшая моя. Ты представляешь, как это ужасно — умереть от такой вульгарной причины?.. Нет, нет. Ни за что. Теперь все подряд умирают от этого, так что я имею право придать делу хоть немного личный характер… наверное, это просто кошмар — уносить с собой в качестве последнего воспоминания образ капельницы, болтающейся у тебя над головой, посетителей, наступающих на твой кислородный шланг, и прочего в том же духе… — Он обвел взглядом свою комнату: мебель, ковры, картины. — Я предпочитаю финал во флорентийском стиле, среди вещей, которые я люблю. Такой выход из положения, разумный и более приятный, больше соответствует моим вкусам и характеру.
— Когда?
— Скоро. Как только вы будете настолько любезны, что оставите меня одного.
Муньос ждал ее на улице, прислонившись к стене и до самых ушей подняв воротник плаща. Казалось, он был поглощен какими-то тайными размышлениями, и, когда Хулия, выйдя из подъезда, подошла к нему, он не сразу поднял на нее глаза.
— Как он собирается сделать это? — спросил он.
— Синильная кислота. У него уже много лет припрятана ампула. — Хулия горько усмехнулась. — Он говорит, что более героическим жестом было бы застрелиться, но что в таких случаях на лице остается неприятное испуганное выражение. Он предпочитает хорошо выглядеть.
— Понимаю.
Хулия зажгла сигарету. Медленно, нарочито затягивая движения.
— Тут недалеко, за углом, есть телефонная кабина… — Она с отсутствующим выражением взглянула на Муньоса. — Он попросил меня, чтобы мы дали ему десять минут — прежде чем вызывать полицию.
Они побрели по тротуару, рядом, под желтоватым светом фонарей. В конце пустынной улицы светофор загорался попеременно зеленым, янтарно-желтым и красным. Его последний отсвет упал на лицо Хулии, очертив на нем нереальные глубокие тени.
— Что вы думаете делать теперь? — спросил Муньос. Он говорил, не смотря на нее, уперевшись взглядом в асфальт под ногами. Она пожала плечами.