— Что же делать, жизнь такая. Дружба дружбой, но кушать ведь тоже хочется.
— У меня от тебя просто волосы дыбом, честное слово. Я пригрела змею на своей левой груди. Как Аида. Или кто это был — Клеопатра?.. Я и не знала, что ты так хорошо умеешь высчитывать проценты.
— Поставь себя на мое место. В конце концов, ведь это я вытащила на свет Божий всю эту историю. — Хулия помахала пальцами перед лицом подруги. — Вот этими самыми ручками.
— Ты пользуешься тем, что у меня чересчур доброе сердце. Ты, невинный цыпленочек с когтями.
— Ну, куда моим когтям до твоих…
Менчу испустила мелодраматический вздох. У ее драгоценного Макса выдирали изо рта кусок хлеба, но, в конце концов, договориться всегда можно. Дружба, между прочим, тоже кое-чего стоит. В этот момент она взглянула в сторону двери бара, и лицо ее приняло загадочное выражение. Ну конечно, подумала Хулия. О дерьме подумаешь, оно и…
— Макс?
— Пожалуйста, не делай такой кислой гримасы. Макс — просто прелесть. — Менчу повела глазами в сторону двери и чуть прищурилась, как бы приглашая Хулию понаблюдать исподтишка за кем-то, только что вошедшим. — Тут Пако Монтегрифо. Из «Клэймора». И он нас заметил.
Монтегрифо был директором мадридского филиала «Клэймора». Высокий интересный мужчина около сорока, он одевался со строгой элегантностью итальянского князя. Его пробор был так же безупречен, как его галстуки, а улыбка открывала великолепный ряд зубов, слишком безукоризненно ровных, чтобы быть настоящими.
— Добрый день, сеньоры. Какая приятная неожиданность.
Он стоял, пока Менчу знакомила его с Хулией.
— Я видел некоторые из ваших работ, — сказал он, узнав, что это она занимается ван Гюйсом. — Могу сказать только одно: изумительно.
— Благодарю вас.
— Не за что: это не комплимент. Не сомневаюсь, что и «Игра в шахматы» будет сделана на том же уровне. — Он снова обнажил в профессиональной улыбке белый ряд зубов. — Мы возлагаем большие надежды на эту доску.
— Мы тоже, — отозвалась Менчу. — Такие большие, что вы и представить себе не можете.
Монтегрифо, видимо, уловил что-то необычное в тоне, каким были произнесены эти слова, потому что в его карих глазах появилось выражение настороженного внимания. А он совсем не дурак, подумала Хулия. Монтегрифо тем временем вопросительно кивнул в сторону свободного стула.
— Меня, правда, ждут, — сказал он, — но несколькими минутами я располагаю. Вы позволите?
Он сделал отрицательный знак подошедшему было официанту и сел напротив Менчу. Он по-прежнему излучал приветливость, но теперь в ней ощущалось некое осторожное ожидание: так прислушиваются, не повторится ли раздавшийся вдали неясный звук.