— А что же она ничего не скажет? — спросила Лашарон, указывая на Харриет.
Алисон бросила на сестру удивленный взгляд.
— Ты ее мама?
«Вот идиотка!» — прошипела про себя Харриет, слушая объяснения запинающейся сестры. Она была избавлена от продолжения дурацкого спектакля появлением Иды Рью с тряпкой в руке. Ида бежала из кухни с весьма недвусмысленным видом, энергично хлопая руками и размахивая в воздухе тряпкой, как будто собиралась отгонять птиц, клюющих ее рассаду.
— Кыш! Поди! — кричала она.
В одну секунду детей как ветром сдуло, а Ида, подбоченившись, встала на дороге, тряся им вслед кулаком.
— И чтобы больше не совались сюда, понятно? А то я быстро позвоню шерифу.
— Ида, ну что ты! — вскричала расстроенная Алисон.
— Что — Ида? Увижу их еще раз — ноги поотрываю. — Она обтерла руки о передник и вдруг увидела книгу, лежавшую на дороге, там, где дети уронили ее. Кряхтя, Ида подняла ее за корешок, как будто та была заразной, и, держа подальше от себя, брезгливо понесла к мусорному контейнеру.
— Ида, стой! — закричала Алисон. — Это ведь библиотечная книга!
— А мне плевать, — последовал мрачный ответ. — Она вся провоняла их помойкой. И вы не трогайте ее руками, понятно?
На крыльцо вышла Шарлот. Ее лицо припухло со сна, глаза смотрели рассеянно, но озабоченно.
— Что случилось? — спросила она.
— Мама, это были просто маленькие дети. Они ничего плохого не делали.
— Ах, боже мой, — сказала Шарлот, покрепче затягивая на талии ленты своего пеньюара. — Какая жалость. Я как раз хотела собрать мешочек ваших старых игрушек, чтобы отдать этим крошкам.
— Но, мама! — протестующее взвизгнула Харриет.
— Детка, ты ведь уже слишком большая, чтобы играть в игрушки, — безмятежно продолжала мать.
— Они мои, ты понимаешь? Мои!
Это были действительно ее игрушки, и балерина, и кукла Крисси, которые ей даже и не особенно нравились, но она все равно выпросила их у матери, поскольку у других девочек были такие куклы. Теперь Харриет не желала с ними расставаться, пусть она уже сто лет не играла в них. А ее самой любимой игрушкой была мышиная семья в париках и старинных французских костюмах, которую она увидела как-то в витрине магазина в Новом Орлеане и потом не могла ни спать ни есть, пока тетушки не скинулись и не подарили ей эту семейку. Она до сих пор помнила свое «мышиное» Рождество — как она была счастлива, увидев большую красную коробку, счастлива до изумления. Как она наглядеться не могла на своих мышей, прижимала их к груди, целовала, клала с собой спать, всегда носила в кармане. Ее мать не выбрасывает из дома ничего, даже старые газеты, но ей ничего не стоит разорить комнату Харриет. Она уже пыталась как-то выбросить мышек, и тогда Харриет стоило больших трудов вернуть их.