— Ему сейчас должно быть около двадцати. Зовут Дэнни. Дэнни Ратклифф. Ты его знаешь?
Ида взглянула на Харриет через массивное плечо:
— А что это за интерес такой к Ратклиффам ни с того ни с сего?
— Ты помнишь его, скажи? Этого Дэнни Ратклиффа?
— Господи, как же мне эта девчонка надоела! — Ида потянулась и поставила на полку коробку с кукурузными хлопьями. — Помню ли я его? Да как будто я его видела вчерась.
Харриет приложила все усилия, чтобы не выдать охватившее ее волнение.
— Он что, приходил к нам в дом? Когда Робин был жив?
— А то! Вот противный был, мерзкий ублюдок, все отирался у заднего крыльца. А зазеваешься, так и тащил все, что под руку попадалось. Уж я твоей матушке твердила-твердила, а ей все нипочем. «Ах, он такой неимущий!» Неимущий! Господи помилуй, и выдумают же такое!
Она с шумом и грохотом открыла ящик, всячески выражая свое неодобрение глупости Шарлот.
— Никто меня здесь не слушает, а твоя мать так меньше всех, — мрачно продолжала она. — И я ей твердила и твердила, уберите вы этого паршивца со двора, он ведь бьет Робина, нехорошими словами ругается и все норовит спички тут жечь — уж до добра это точно не доведет! Потом без слез не обойдется. И что же? Уж слез-то пролили, что твой Великий потоп. А кто за мальчиком следил целый день, пока он болтался по двору? Я и следила, вот из этого окна. — Она грустно взглянула на открытое кухонное окно. — Хороший был мальчуган, братик-то твой. Бывало, прижмется ко мне и шепчет: «Ида, мне так одиноко!» Вы подумайте, маленький, а уж ему одиноко. Вот и играл со всякой рванью да дрянью, да с кем же ему было играть?
Харриет слушала, затаив дыхание.
— И что же, Ида, Дэнни Ратклифф и в тот день был у нас во дворе?
— Да, мэм. И тоже дрался и ругался. И я его прогнала веником со двора за десять минут до того, как твоя мамочка нашла бедняжку Робина задушенным на той распроклятой ветке.
— Говорю тебе, полиция ничего не сделает таким людям, как он, — горячо шептала Харриет. Она рассказывала Хилли про горящую церковь, про Идину ногу и сгоревшую старушку уже по третьему разу. Хилли надоела ее трескотня. Ему было интересно послушать про разгуливающего на свободе негодяя и помечтать о том, как он может стать героем. Конечно, он был рад, что не поехал в лагерь, но, по правде говоря, в городе становилось невыносимо скучно. От рассказа Харриет глаза Хилли заблестели. Выслеживать живого убийцу было гораздо интереснее, чем играть в апостолов, убегать из дома, ловить змей или даже кататься на велосипеде.
Харриет никак не могла успокоиться — в ее голове роились безумные догадки и предположения.