Не подумайте, что я вдруг задрала нос, возомнила себя более достойной, нежели Джосс. Нет, я ведь говорю: взрослеть и вникать в суть начала лишь здесь. Стыжусь себя прежней и, была бы на то моя воля, вернулась бы в прошлое и сделала все по-другому.
– Впрочем, я тоже не вижу в этом особого смысла, – задумчиво говорит Грегори. – Но бывают такие минуты, когда есть потребность втянуть в себя дым. – Улыбается уголком губ. – Наверное, это число психологическое. Думаю, если захотеть, можно в два счета отделаться даже от столь невинной зависимости. – Держит сигарету двумя пальцами, смотрит на нее, бросает на землю и, негромко смеясь, тушит ногой. – Ни к чему эти глупости. В жизни и так приходится подчиняться сотне нелепостей.
Изгибаю бровь.
– Например?
– Например, когда является новый клиент, ты обязан прикинуться, что очень ему рад, даже если человек тебе омерзителен. Говоришь «Приятно познакомиться», а самому ну хоть бы самую малость было приятно.
Лицо Грегори принимает то выражение, с которым он неизменно входит в бар, и тут я понимаю, что толпа курящих, без меры пьющих и кривляющихся друг перед другом людей, если взглянуть на нее его глазами, и впрямь покажется уродливо-отталкивающей. Зачем же он вообще туда ездит? – в который раз задаюсь я вопросом. И вспоминаю его ответ: это традиция. Память. Делается так безотрадно и тоскливо, что хочется зажмуриться и на время исчезнуть с лица земли. Впрочем, если такое было бы возможно, я непременно позвала бы с собой Грегори. Без него заело бы одиночество, хоть в самых прекрасных мирах вселенной…
– Помнишь, как у Сэлинджера? «Но если хочешь жить с людьми, приходится говорить всякое».
– Это из «Над пропастью во ржи»? – сразу догадываюсь я, радуясь, что литературные вкусы у нас примерно совпадают.
– Верно, – подтверждает Грегори.
Читаю я не очень много, по мне лучше посмотреть хороший фильм или познавательную передачу, но «Над пропастью во ржи» прочла не раз. Очень уж мил этот чувствительный, никому не понятный и неуместный в корыстолюбивом обществе Холден.
– Я стараюсь поменьше кривить душой, – медленно произносит Грегори. – Особенно после всех этих событий. Но, к сожалению, не так это просто.
После всех этих событий? Что он имеет в виду? Гибель Джаспера? И что-то еще?
– А… что произошло? – несмело спрашиваю я.
Грегори смотрит на меня озадаченно, будто не понимает, о чем я, потом кивает.
– Я разве не рассказал?
– Нет.
– Джаспер погиб в две тысяча третьем году. В Ираке.
На наши головы и плечи опускается давящая тишина. На несколько мгновений замирает все вокруг, сверчки в траве и те прекращают свой непрерывный стрекот. Грегори нащупывает пачку, но сигарету не достает – секунду-другую держит руку на ни в чем не повинной коробочке и сминает ее.