– Сейчас же? – Я растерянно моргаю. – Я думала, мы еще поболтаем. Тебя ужасно интересно слушать… Никак не ожидала, что ты такой… Ничего не ожидала…
– Интересно меня слушать? – Грегори довольно улыбается. – Так ведь у нас море времени. Я еще надоем тебе со своими рассказами.
Я уверенно качаю головой.
– И не надейся.
Грегори тихо смеется и упирает ладони в колени с намерением встать. От нежелания прекращать эту дивную беседу я вдруг, сама того не ожидая, вскакиваю с качелей и сажусь перед Грегори на корточки. На его лице – растерянность, радость и что-то еще, некое чувство, от которого кружится голова и теплеет кровь. Он смотрит на меня в ожидании и изумлении. Я в еще не угасшем порыве обхватываю его руки, и вот наши пальцы переплетаются, да так ловко, будто это давно вошло у нас в привычку.
– Грегори… – шепчу я, еще не зная, что сказать, и страшно волнуясь, но чувствуя, что не должна отпускать его так, не поблагодарив, не попытавшись выразить чувств. Вдруг вспоминается печальная история с Пушиком. Я хватаюсь за нее, как за спасательный круг. – Я ведь так и не сказала тебе: огромное спасибо за Пуша! Если бы не ты, его уже, может быть, и не было бы… Сама я растерялась бы, а уж о полотенце на голову в жизни бы не подумала. Спасибо… Ты и представить не можешь, как он мне дорог.
Грегори рассматривает мое лицо с неприкрытым любованием. Такого еще никогда не бывало. От удовольствия, разливающегося по животу и груди, мне кажется, что я вот-вот растаю и растекусь перед ним разноцветной лужицей.
– Я прекрасно знаю, что для тебя значит Пуш, – говорит он, и его тихий низкий голос отзывается в душе музыкой. – Мне тоже небезразлична его судьба, поверь. Так что благодарить меня не за что. Любой нормальный человек поступил бы на моем месте точно так же.
Я кручу головой.
– Вовсе нет!
Грегори улыбается и ничего не отвечает. Наступает удивительная, поистине волшебная минута. Мы смотрим друг другу в глаза не моргая, и чувство такое, будто мечтаем слиться в единое целое и никогда не разъединяться.
Я и вообразить не могла, что, когда возьмусь с Грегори за руки, тут же почувствую себя его дополнением. И что будет страшно представить: рано или поздно нужно разжать пальцы и отстраниться.
Я чувствую, каким горячим делается его дыхание, вижу, что широкой груди тесно в оковах рубашки. И сама изнываю оттого, сколь неуютными и ненужными вдруг становятся джинсы и тонкая футболка…
Нам в самый раз поцеловаться. Поцелуя просят губы, взоры, громко бьющиеся сердца. Но Грегори не торопится или вовсе не собирается пользоваться минутой. Жду мгновение, другое, третье… Кровь бьет в висках так требовательно, что, кажется, сейчас они лопнут. Не выдерживаю, порывисто поднимаю голову, чмокаю его в теплые сжатые губы, распрямляюсь и бегу в дом.