Но лето было жарким, и, несмотря на прохладу в покоях дворца, тело жены стало постепенно разлагаться. На прекрасном лбу умершей появились отвратительные пятна. Ее дивное лицо стало день ото дня изменяться в цвете и распухать. Царь, преисполненный любви, не замечал этого. Вскоре сладковатый запах разложения заполнил весь зал, и никто из слуг не рисковал зайти туда, не заткнув нос. Огорченный царь сам перенес свою кровать в соседний зал. Несмотря на то что все окна были открыты настежь, запах тления преследовал его. Даже розовый бальзам не помогал. Наконец он обвязал себе нос зеленым шарфом, знаком его царского достоинства. Но ничто не помогало. Все слуги и друзья покинули его. Только огромные блестящие черные мухи жужжали вокруг. Царь потерял сознание, и врач велел перенести его в большой дворцовый сад. Когда царь пришел в себя, он почувствовал свежее дуновение ветра, аромат роз услаждал его, а журчание фонтанов радовало слух. Ему чудилось, что его большая любовь еще живет. Через несколько дней жизнь и здоровье вновь вернулись к царю. Он долго смотрел задумавшись на чашечку розы и вдруг вспомнил о том, как прекрасна была его жена, когда была живой, и каким отвратительным становился день ото дня ее труп. Он сорвал розу, положил ее на саркофаг и приказал слугам предать тело земле.
(Персидская история)
Сорокачетырехлетняя женщина, ответственный работник одного учреждения, пришла ко мне на прием. Ее домашний врач посоветовал ей обратиться к психотерапевту в связи с тяжелыми переживаниями, связанными с утратой мужа, так называемой «реакцией горя». Лечение включало более двадцати сеансов. С самогоначала и до конца оно было одинаково трудным как для пациентки, так и для меня.
Приведу некоторые выдержки из первой беседы, которые дают представление об ее кризисной ситуации.
«Как только я представляю, что мой муж, вполне здоровый и нормальный человек, вдруг заболевает тяжелым психическим недугом, настолько серьезным, что кончает жизнь самоубийством, я прихожу в полное отчаяние. К моей глубокой скорби присоединяются угрызения совести. Я начинаю упрекать себя в том, что в течение нашей одиннадцатилетней супружеской жизни я, его жена, была по отношению к нему слишком сурова, часто ругала и кричала на него, выходила из себя из-за пустяков. Я твердо убеждена, что, будь на моем месте другая женщина, сдержанная, уравновешенная, она смогла бы уберечь его от болезни или по крайней мере предотвратить ее начало.
К боли утраты добавляется и сожаление о том, что мой муж умер в таком молодом возрасте, и я должна признаться, что у меня часто появлялось желание покончить жизнь самоубийством. Только сознание ответственности по отношению к моей старой матери удерживало меня до сих пор от этого шага».