Жанна Гаузнер, дочь Веры Инбер и сама писательница, считала, что «она (Цветаева. —Л.П плохо понимала реальную жизнь. Хотела работать на кухне, и это казалось ей нетребовательностью, величайшим сми-рением<…> Все были голодны, все хотели работать на кухне, поближе к пище, горячей пище, кипящему котлу. Изысканный поэт Парнах (брат Софьи Пар-нок — Л.П.), полжизни проведший в Париже, сидел при входе в столовую<…> не пускал прорывающихся местных ребятишек, следил, чтобы приходящие не таскали ложек и стаканов — и был счастлив, что хорошо устроился». Так работать Цветаева явно не могла.
Та же Жанна Гаузнер вспоминает, что когда Цветаева в Чистополе одну ночь ночевала у нее, то все повторяла: «Если меня не будет, они о Муре позаботятся». Это было вроде навязчивой идеи. «Должны позаботиться, не могут не позаботиться… Мур без меня будет пристроен».
Искать комнату в Чистополе Цветаева не стала и 28 августа вернулась в Елабугу.
Так все-таки переезжать в Чистополь или не переезжать? «Мать как вертушка, — записывает Мур 30 августа, — совершенно не знает, оставаться ей здесь или переехать в Чистополь. Она пробует добиться от меня «решающего слова», но я отказываюсь это «решающее слово» произнести, потому что не хочу, чтобы ответственность за грубые ошибки матери падала на меня. Когда мы уезжали из Москвы, я махнул рукой на все и предоставил полностью матери право veto и т. д. Пусть разбирается сама».
В этот же день Марина Ивановна идет в ближайший совхоз — узнать насчет работы. А на следующий — она-таки нашла крюк
Когда вернулся Мур, хозяева уже сняли ее с петли. Они-то и сообщили ему, что мать повесилась. На столе (по другим сведениям, в кармане фартука) лежали три письма.
Сыну: «Мурлыга! Прости меня, но дальше было бы хуже. Я тяжело больна, это уже не я. Люблю тебя безумно. Пойми, что я больше не могла жить. Передай папе и Але — если увидишь — что любила их до последней минуты и объясни, что попала в тупик».
Второе письмо не имеет адресата. Судя по содержанию, оно обращено к эвакуированным в Елабугу москвичам:
«Дорогие товарищи!
Не оставьте Мура. Умоляю того из вас, кто может, отвезти его в Чистополь к Н.Н. Асееву. Пароходы — страшные, умоляю не отправлять его одного. Помогите ему с багажом — сложить и довести в Чистополь. Надеюсь на распродажу моих вещей.
Я хочу, чтобы Мур жил и учился. Со мною он пропадет. Адр<ес> Асеева на конверте.
Не похороните живой! Хорошенько проверьте».
И третье — Асееву:
«Дорогой Николай Николаевич! Дорогие сестры Синяковы! [41]
Умоляю вас взять Мура к себе в Чистополь —