Махно у Полтавы, Кременчуга, Константинограда, Кривого Рога…
В первых числах сентября он занял Александровск, отрезав Крым от центра. По пути Махно распускал собранные по мобилизации пополнения для армии Деникина; часть из них добровольно переходила к нему.
Махно идет дальше, он занимает Орехов, Пологи, Токмак, Бердянск, Мариуполь и смело двигается к Таганрогу, где была расположена ставка Деникина.
Нужно было видеть, что творилось в эти "махновские дни" в тылу добровольческой армии.
Военные и гражданские власти растерялись настолько, что никто и не думал о сопротивлении.
При одном известии о приближении Махно добровольческие власти бросали все и в панике бежали в направлении Ростова и Харькова.
Это был небывалый, не имевший примера в истории разгром тыла, который по своим последствиям не может быть даже сравним с рейдом Мамонтова.
На сотни верст, с большим трудом налаженная гражданская и административная жизнь в городах и отчасти в селах была окончательно сметена. Уничтожены и сожжены огромные склады снаряжения и продовольствия для армии. Нарушены пути сообщения и распущены запасные.
Крестьянская масса с этого момента не только открыто стала в оппозицию к власти Деникина, но и перешла к вооруженной с ним борьбе.
Не оценивая в должной мере махновского движения, генерал Деникин лишь кратко приказал генералу Слащеву: "Чтобы я больше не слышал имени Махно".
Против Махно был двинут корпус Слащева, почти весь конный корпус Шкуро и все запасные части, которыми в то время располагало главнокомандование.
Одним словом, для "ликвидации" Махно были сняты с фронта, быть может, лучшие части добровольцев, но ликвидировать Махно им так и не удалось, несмотря на то, что конница Шкуро в первые же 10 дней столкновений с Махно потеряла до 50% лошадей.
Мне пришлось пешком пройти от Александровска, после нападения на него Махно, до Чаплино и наглядно убедиться в невероятной растерянности властей, которая предшествовала движению Махно.
К утру той ночи, когда Махно неожиданно напал на Александровск, я прошел около 20 верст. Попадавшиеся по пути станции и полустанки были уже брошены, и только поздно утром от оставшегося телеграфиста мне удалось узнать, что все служащие, вместе с государственной стражей, нынче ночью выехали в Орехов.
Оставив полотно железной дороги и свернув на проселочную дорогу, я видел, как на улицах и дворах проходимых мною сел собирались толпы крестьян, горячо что-то обсуждавших и подозрительно меня осматривавших.
Так я прошел весь день. Вечером в небольшом селе меня арестовали и лишь после заявления, что я учитель и хорошо знаю батьку Махно, отпустили.