На одном из митингов, отвечая на заданный вопрос, Махно сказал:
– В России возможна или монархия, или анархия, но последняя долго не продержится.
Часто Махно говорил и о памятнике разбойнику Ермаку Тимофеевичу, почему-то не упоминая ни о Пугачеве, ни о Стеньке Разине.
Странным кажется и его показное стремление держаться особняком от своих идейных руководителей-анархистов, не говоря уже о социалистах, коих он вообще называл "полукадетами", а "кадет" по махновской терминологии было чуть ли не самое страшное слово, по крайней мере, для тех, к кому оно относилось непосредственно.
В среде наиболее близких к Махно, людей, с которыми он держал себя откровенно, не было ни одного анархиста и вообще партийного работника.
Возможно, что и в этом случае Махно следует своей потребности быть везде первым, попросту не терпя вблизи себя людей, могущих чем-либо выделиться перед ним. Несомненно и то, что у Махно слишком многогранная, жесткая и коварная душа, не знающая ни в чем удержу.
Его исключительное знание крестьянского быта и самых сокровенных желаний крестьян, его несомненная личная храбрость, решительность и умение проводить довольно сложные военные операции, огромная энергия и организаторские способности – вот причины успеха Махно.
Однако надо иметь в виду, что основа этого успеха сводилась к тому, что Махно имел возможность через своих агентов узнавать о настроениях крестьянских масс и немедленно реагировать на них отдачей соответствующих духу этих настроений приказов. Но создавать эти настроения Махно не может: он не вождь,- он умеет лишь плыть по течению.
Несомненно, что настроения крестьянства раньше были неустойчивы и, во всяком случае, теперь резко изменились, и это заставляет меня признать, что история махновщины закончена, а для самого Махно остается лишь роль простого бандита, каким он, по существу, всегда и был.