В 5 утра, когда выехали из Олбери, почтовый дилижанс уже отправился в путь. Обогнали его к 8 часам. Затем следуют прерываемые короткими передышками четырнадцать часов путешествия, которое останется в памяти Ханны как худшее из всего, что она когда-либо испытывала. Вокруг горы, или то, что кажется горами Ханне, видевшей только равнины. Воздух все больше накаляется и увлажняется, ночь приносит некоторую свежесть. В 2 часа утра 22 августа повозка переезжает мост…
— Маррамбиджи, — замечает Лотар.
Мост нескончаемый — около мили в длину. Несмотря на полную разбитость из-за бесконечных толчков, Ханна замечает на реке разноцветные огни колесных пароходов.
— Гундагай, — произносит Хатвилл.
Через двадцать минут возок въезжает на аллею, обсаженную эвкалиптами. Сбегаются слуги с фонарями в руках. Храпящую на всю округу Элоизу буквально вносят в дом.
Ханна же, шатаясь, сама добирается до выделенной ей комнаты. У нее даже нет сил раздеться. Засыпает мгновенно. Последняя мысль: она в дне езды от своего кузена Шлоймеля.
Ощущение руки, касающейся ее лодыжки, прогоняет сон.
Рассвело. Лотар Хатвилл сидит на ее кровати. На нем великолепный бело-кремовый костюм и алый шелковый жилет; золотой самородок, украшенный жемчужиной, приколот к галстуку. Он предугадывает вопрос, который она собирается задать:
Десять утра. И моя жена ничуть не нуждается в ваших услугах, в лучшем случае она не проснется до завтра. И так после каждой поездки.
— Ваша рука, — произносит Ханна.
— Я больше не буду. Если только вы сами не пожелаете. Все в вашей воле.
Она лежала на боку, теперь переворачивается на спину и устремляет на него вопросительный взгляд. Окна завешены чем-то, чего Ханна еще в жизни не видела; сквозь это приспособление, сколоченное из узких деревянных реек, просачивается полосками солнечный свет; в комнате витает дурманящий аромат эвкалиптов.
С лодыжки рука скользит немного выше — под юбку, медленно проходит колено, добирается до бедра.
— Меня уже пытались изнасиловать, — говорит она. — Не вышло. Этот мерзавец оказался со вспоротым бритвой животом.
— У вас есть бритва?
Тон игривый, но взгляд внимательный и напряженный. Она нисколько не боится Хатвилла и продолжает пристально смотреть на незваного гостя, находя его не таким уж старым. Рука под юбкой, на мгновение застывшая, возобновляет движение. Открытая ладонь осторожно ложится на выступ живота, пальцы раздвинуты, но неподвижны, сквозь шелк кружевных штанишек проникает тепло.
— Со мной, Ханна, вам никогда не понадобится бритва.
Легкое прикосновение пальцев к животу. Она задумывается, маленький механизм лениво начинает работать в ее сознании. "Ты хочешь, Ханна, позволить себе заняться любовью, хочешь, чтобы он положил тебя голой очень нежно и осторожно, чтобы он раздел тебя, а ты даже не изменила бы позы. Он действительно способен на это… Только если ты сейчас согласишься, то никогда не сможешь попросить у него денег". Она сама удивляется последнему выводу: откуда взялась эта уверенность, что рано или поздно она возьмет у него взаймы деньги?