Ритуальное действо трогало меня не больше, чем лошадей или воробьев. Гроб опустили в сырую землю, и тот, кто лежал в гробу, не значил для меня ничего, не имел ко мне отношения. Я так и не научилась отождествлять высохшего старика, который так круто изменил мою жизнь, с героем своего детства.
Когда пастор доктор Прайс, тот самый, что обвенчал меня и Брока, сказал последние слова и бросил на гроб горсть земли, внезапно раздались громкие рыдания. Я очнулась. Плакала Лорел, и я почувствовала к ней благодарность, хотя ее слезы казались неуместными в гнетущей тишине возле могилы. По крайней мере, хоть один из нас оказался способен горевать по капитану Обадии от всего сердца.
Комья земли застучали по гробу, и толпа начала расходиться. Миссис Маклин увела плачущую Лорел, Лиен тоже ушла к каретам. Ян по-прежнему сопровождал китаянку. Только человек, стоявший рядом со мной, не двигался с места, хотя и отпустил мою руку, словно давая понять, что хочет остаться один, без обузы. Я отошла в сторонку и остановилась, исподволь наблюдая за ним. И тут я вдруг, неожиданно увидела этого человека по-новому. Словно Брок Маклин предстал передо мной в новом свете, вне связи с моей собственной судьбой. Передо мной стоял человек, не раз терпевший жестокое крушение. Ранение в ногу навсегда оторвало его от моря. Всего несколько лет назад он, должно быть, стоял на этом самом кладбище, скорбя по утраченной жене. Даже работа, которой он занялся после ранения, была у него отнята, потому что капитан Бэском вел дела компании лениво и бестолково. Но движения Брока, когда он отвернулся от могилы, выражали глубокую скорбь.
Повинуясь внезапному порыву, я тихо сказала:
— Я так сочувствую вам… Мне очень жаль…
Если он и горевал, звук моего голоса прогнал все внешние проявления чувств. Брок посмотрел на меня с отвращением, как будто я сказала невероятную глупость. Возможно, так оно и было. Конечно, я не могла объяснить ему, что сочувствую не только сегодняшнему горю, но и всем несчастьям, что в прошлом свалились Броку на голову. Вряд ли ему бы это понравилось. Я снова почувствовала неуместность своего присутствия и, чтобы скрыть смятение, высказала вслух мысль, которая пришла мне в голову еще раньше.
— Раз уж мы здесь, не могли бы вы показать, где похоронена моя мать? — робко попросила я.
Я бы не удивилась, если бы Брок отказался, но, к моему облегчению, он кивнул и, не говоря ни слова, повел меня по заросшим травой проходам между могилами к пологому холмику в дальнем углу кладбища, где росла плакучая ива.