Он сконцентрировался на том, что ему всегда прекрасно удавалось — на игнорировании её присутствия, пытаясь не вспоминать ощущение податливого тела в своих руках, несдерживаемую страсть её поцелуя и как он на это отреагировал. Но когда она снова поскользнулась на краю ручья и он потянулся, чтобы подхватить ее, то понял, что все прилагаемые им усилия тщетны.
Она слишком утомилась, чтобы сопротивляться ему. Тело в его руках обмякло и стало податливым, из груди вырвались всхлипы, и глаза закрылись от невысказанной усталости. Он чувствовал ее состояние, как будто оно было его собственным. Бледный овал лица был прекрасен, несмотря на то, что осунулся от изнеможения, а приоткрытые губы — столь соблазнительны. Мягкость её груди касалась его руки, в то время как его дыхание шевелило ей волосы. Когда она, наконец, приоткрыла глаза, он утонул в них.
Совладав с собой, Люк выпустил её. Она достаточно долго находилась в его объятиях, чтобы поколебать его самообладание, а затем отодвинулась. Она старалась не встречаться с ним взглядом. Но было уже поздно.
Для их общего блага он решил держаться от неё подальше. За каких—то несколько часов Джой сумела уничтожить то самообладание, которое он вырабатывал в себе все прошедшие дни. Ничего не изменилось. Он никак не мог забыть того, что вспыхнуло между ними, и то, что он узнал о ней. Но она пришла к нему, и борьба с самим собой закончилась.
Он желал её. И это была не просто потребность в женщине — даже в самые тяжелые времена он никогда не испытывал такого мучительного желания. Возможно, он бы мог сопротивляться, если бы она ничего не испытывала к нему. Но он чувствовал её отклик — ту страсть, которую она пыталась спрятать даже от самой себя. И было уже не важным то, что она хотела использовать его для достижения собственных целей. Она охотно бы отдалась ему, а он охотно бы принял этот дар. Так тому и быть.
Они остановились в пределах видимости сторожки, в густом лесу, на склоне около озера. Последние лучи солнца отражались от водной глади озера и приветливо освещали хижину. Джой остановилась и наклонилась вперёд, упершись руками в коленки, рассматривая его жилище с тем выражением на лице, которое он охарактеризовал как облегчение. Ему было жаль, что сам сейчас не испытывает подобного облегчения, когда все осознал и принял.
Но в этом не было никакого утешения. Он должен не обращать внимания на свои чувства, разум и инстинкт, который шептал ему, что он мог бы получить Джой в свою постель. Что мог бы чувствовать её тело под своим. Потому что желал её. И плевать на последствия. Тело тут же ожило в предвкушении, и он задался вопросом, смогут ли они оба пережить эти последствия.